Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
хлеба и, жуя, посмотрел в окно. Дождь не переставал, капли расписывали стекла причудливой сеткой узоров и стекали на карниз.
– Китти не любила говяжий бульон, – задумчиво произнесла Алисия. – Я никогда не понимала, почему, пока Мари не раскрыла мне глаза. Во время наших прогулок Китти наблюдала за коровьими стадами. Она любила животных, и мысль о том, что для этого супа пришлось убить корову…
– Звучит довольно несуразно, – недовольно проговорила Элизабет. – Нам теперь умереть от голода только из сострадания мой младшей сестренки к коровам?
Алисия сердито подняла голову:
– Никто этого от тебя не требует, Лиза. Хотя за обедом не помешало бы вести себя сдержаннее. Китти – необыкновенно тонкая и чувствительная натура, нам нужно это учитывать, когда она вернется домой. – Элизабет покраснела, было похоже, что она вот-вот заплачет. Мельцер понял, что Алисия задела ее за живое. Его старшая дочь вопреки моде была пышнотелой. Но ему фигура дочери вполне нравилась. – Мы неправильно с ней обращались, Иоганн, – продолжала Алисия. – Китти ждала от нас большего понимания, вместо этого получала одни лишь запреты.
Он оставил при себе свои возражения, пока Гумберт менял суповые тарелки и сервировал главное блюдо. Элегантно, размеренно и плавно он управлялся с судками и блюдами, казалось, он с детства привык расставлять на столе соусники. Кроме того, он называл блюда:
– Форель с миндалем. Сливочный соус, дольки лимона…
– Спасибо, Гумберт.
Мельцер поковырялся в своей рыбе. Он ненавидел рыбу, ведь прежде чем начать есть, нужно совершить столько разных манипуляций, да и потом еще попадались коварные кости. Кроме того, у него не было аппетита. Он невесело слушал, как Пауль пытался объяснить матери, что Китти отнюдь не ребенок и не требует особого обхождения:
– Она сама несет ответственность за свои поступки, мама!
– Так и есть! – вмешалась в разговор Элизабет.
– Нет, Пауль, у меня другое мнение, – упрямо возражала Алисия. – Китти художница, мне это помогла понять Мари. Китти было нужно больше свободы, мы должны были поддерживать ее талант, должны были поехать с ней в Париж, как она хотела.
Тут уж Мельцер больше не мог сдерживаться.
– В Париж? Куда еще? Может, в Рим или Венецию? А может, избалованная дочка пожелала бы предаваться своим страстям в Нью-Йорке? Дорогая моя Алисия, я никак не разделяю твоего мнения. Китти не в свободе нуждалась, а в большей строгости. Об этом я сожалею сильнее всего. Нам не удалось воспитать нашу дочь в соответствии с заповедями Божьими. «Кто любит своего сына, тот пусть чаще наказывает его, чтобы впоследствии утешаться им», – сказал Иисус, и сегодня эти слова ох как верны.
– Господи, папа! – не выдержал Пауль, пока Алисия обиженно молчала. – Иисус. Это же не модно.
Его веселость не нашла поддержки за столом. А Мельцеру-старшему было жаль, что опять всем испортил настроение, но какие-то вещи нужно говорить:
– Все ваши рассуждения о понимании и свободе! Так послушную дочь не воспитаешь, Алисия. И еще кое-что скажу: если Катарина посмеет вернуться в мой дом, я дам ей понять, что больше не считаю ее своей дочерью.
– Ты же не серьезно, Иоганн! – в ужасе прошептала Алисия.
– Еще как серьезно, Алисия. Я не позволю ей вить из меня веревки. Она решила уйти из дома, отказалась от защиты родителей, семьи. Она это сделала тайно, за нашими спинами, да еще с французом и вымогателем. Китти для меня не существует!
Выплеснув свой гнев, он почувствовал облегчение, но вместе с тем – и угрызения совести. Конечно, он позволит с собой разговаривать, он же не изверг. Но сейчас он должен был так сказать.
– Я папу очень хорошо понимаю, – сказала Элизабет и ловко отделила мякоть рыбы от хребта.
– Ты забываешь, Иоганн, – с деланым спокойствием произнесла Алисия, – что это и мой дом тоже. И я заявляю тебе прямо: если моя дочь Катарина решит вернуться в лоно семьи, я приму ее с распростертыми объятиями. Я есть и до конца жизни буду матерью моей девочке. А уж если ты в качестве аргумента приводишь строки из Библии, то вспомни притчу о блудном сыне!
Мельцер, конечно, знал эту притчу, но сейчас она была некстати.
– Думаешь, балуя свою дочку, ты приносишь ей пользу? – ярился он.
– Я не допущу, чтобы мой ребенок оказался без средств к существованию на улице!
– Я разве сказал, что дам ей умереть от голода?
Он закашлялся, проглотив маленькую кость, выпил целый стакан воды и устало откинулся на спинку стула.
– Знаешь, папа, – Пауль вскочил со своего места, чтобы похлопать отца по спине, – Китти совершила изрядную глупость, признаю, что тоже на нее зол. Но она по-прежнему моя младшая сестра, и вернись она домой, я сначала вправлю ей мозги, но потом обниму.
– Можешь поступать как хочешь, Пауль, – буркнул отец. – Я со своей стороны решение принял и надеюсь, его будут уважать.
Алисия промолчала, только слегка подняла подбородок – жест, означавший решительное несогласие. А значит, между ними вновь война. Как же он это ненавидел. И почему он рубил сплеча? Все-таки дипломатия никогда не была его сильной стороной и, вероятно, никогда не будет.
– У меня дела, – объявил Иоганн и бросил на стол салфетку. – Ты можешь спокойно доедать, Пауль. Если буду нужен, я в ткацком цеху.
Он чуть не столкнулся в дверях с Гумбертом, тот принес очередное блюдо. Лакей без усилий увернулся, не расплескав ни капли.
– Прошу прощения, господин…
– Это моя оплошность.
Идя по коридору, Иоганн пытался отделаться от мыслей о сцене в столовой и переключиться на работу. Из Англии поступил заказ на новые набивные хлопчатобумажные ткани. Это подняло бы престиж фабрики. С другой стороны, его не покидало ощущение, что мир долго не продлится. Кайзер строил военные корабли с намерением подорвать превосходство английского флота. В долгосрочной перспективе англичане такого не потерпят. И все же…
Он остановился, увидев молодую служанку, спускавшуюся с третьего этажа на второй. Она тоже замерла, вероятно, осознавая, что идти следовало по служебной лестнице. Иоганн прищурился, в ненастную погоду в коридоре было темновато. Камеристка. Несет какую-то одежду – наверное, в прачечную. Йордан? Нет, это Мари.
Она сделала книксен, когда он проходил мимо, почему-то он счел ее жест проявлением иронии.
– Мари?
Она уже прошла, но теперь остановилась и обернулась.
– Да?
Разве прислуге не надлежало отвечать «да, господин Мельцер»? Или хотя бы «господин директор Мельцер»? Он хотел было призвать камеристку к порядку, но что-то в ее взгляде удержало его. У Мари были прекрасные темные глаза, взгляд был совсем не мечтательным, а живым и острым. Ему был
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 130
