сам на троне сижу только одной половиной, второй я в могиле, и неизвестно, выживу ли. Врагов у меня больно много.
— Просто убей их всех, — пробормотала Лилен. — А меня того самого… легализуй. И Клео легализуй. Пусть радуются, что у тебя в подчиненных магиня с силой первородного дракона. Плетет амулеты, души удерживает…
— Кого их? Как я не стараюсь, ловлю только пешек. Паутину вокруг меня плели задолго до моего рождения, думаешь, легко поймать паука?
Брат с сестрой снова заспорили, но было видно, что Теофас огрызается без огонька. Все-таки разрывы в его ауре выглядели очень многообещающе — в самом плохом смысле. Все эти недоброкачественные пятна на золотой ткани его магии, бугры, трещины и… что-то еще. Неуловимое, страшное, затаившееся в глубине, подобно тому самому пауку, о котором он рассуждает.
— Сделаю тебе амулет, молодой император, — сказала ворчливо. — Но только жизнь он тебе не сохранит и от темноты не спасет. Тебе нужен другой Осколок. А мое дело плести и шить, ткать и резать, подобно остроглазой Леяш. Ищи. А если не найдешь, я отправлю в круг перерождений твою душу, когда ты умрешь.
Не удержавшись тронула его ауру, осторожно касаясь маленького темного сгустка, потерла, как если бы пыталась отмыть чернильное пятно… И очнулась.
Оказалось, я стою наклонившись над Теофасом и яростно тру его щеку.
— Какой осколок? — Теофас быстро схватил меня за руку. — Как его найти?
Беспомощно оглянувшись, я уставилась на бледного Рейнхарда. Он уже успел встать за моей спиной, мягко обнял за плечи.
— Я что-то сказала? Не понимаю, какой еще осколок, честное слово, я ничего не разбила…
Я бросилась в объятия к Рею и захлебнулась темнотой.
* * *
— Лекарь утверждал, что это обморок обыкновенный, но я ему не верю, — сказал у меня в голове голос Рейнхарда. — Так что если ты не придешь в себя, я начну тебе рассказывать всякое разное про эльфов, ифритов и их внебрачные связи, но учти, память у меня плохая. Что-нибудь, да забуду.
Я ахнула от возмущения и тут же открыла глаза. Даже подскочила на постели, чтобы высказать Рею все, что думаю о нем и его хитросделанной памяти.
— Что значит забудешь?! Что значит за…
Рейнхард сгреб меня вместе со сбившимся одеялом и закрыл поцелуем рот. Обмякнув, я растеряла все слова от пугающего напора. Рейнхард опрокинул меня обратно на постель, прокладывая цепь поцелуев от губ к подбородку, вдоль горла к ключицам, потом к груди, сжал налившуюся мгновенным жаром грудь. После вдруг рывком приподнялся. В заалевших глазах стоял нечеловеческий блеск.
— Я хочу запереть тебя в родовом замке, — его страшный жаркий шепот опалил губы. — Закрыть в сокровищнице до скончания наших дней. О… Ты не видела сокровищницы богаче. Я выращу в ней сад, полный роз, палитрой от черных до золотых, принесу тебе тысячи книг со всего мира, приведу сказителей со всей Вальтарты, чей язык нельзя перенести на бумагу. Ты будешь одеваться в бархат и золото, вкушать с блестящих синских подносов самые редкие деликатесы, будешь пить…
Не выдержав, я закрыла его рот ладонью.
— Анальгетики я буду пить. Или валерьянку.
— Вале… что?
Узкий звериный зрачок округлился и потемнел, возвращаясь в человеческую форму, Рейнхард растерянно моргнул, сделавшись похожим на виноватого школьника.
— Валерьянку, это такое средство от плохими мужей. Рей, мне противопоказаны замкнутые пространства. Я там не выживу.
— Там безопасно, наши дети будут жить в самом безопасном Гнезде Вальтарты, — взгляд Рейнхарда вновь налился темнотой, сеть слюдяных чешуек легла на линию скул, спускаясь ниже, к плечам, к груди.
— Иномирянки не размножаются в неволе, — сказала я нежно, но твердо. — Поэтому давай попробуем жить по-человечески.
Даже в молчании Рейнхарда слышалась неуловимая вибрация рыка, который шел током по коже, делая острее прикосновения, взгляды, шепот.
— Они будут искать тебя, они будут охотиться, они пррридут в наш-ш-ше Гнездо, — Рей уткнулся мне куда-то в ключицу и тяжело задышал.
— Я сплету тебе амулет от кошмаров. Я читала про такой в книге Леяш, его делают из шестнадцати белых бусин, по одной на каждый страх.
Взгляд Рея метнулся к моим губам, и он снова тяжело и жарко навалился на меня всем весом. От сладкой земной тяжести дрогнуло, размякло тело, прильнув к драконьему жару, руки словно сошли с ума, пробираясь по груди, после к плечам, к губам, зарываясь в атлас волос. Дыхание сбилось, мелкая дрожь прошла по телу и, кажется, эта дрожь была не только моя.
Магия шла волнами, морем, заполняя пространство и вплетаясь в древний, как мир, ритуал, где испокон веков участвуют лишь двое.
— Ты знаешь, в нашем мире таких, как ты, называют горячими парнями? — сказала задыхаясь, отчаянно пытаясь вернуть контроль над разумом.
Было прекрасно и страшно чувствовать, как тело, а за ним и магия, и сердце сходят с ума, стремясь заполучить этого мужчину. Глаза Рея сверкнули в полутьме спальни.
— А ты знаешь, что таких, как ты, в моем мире называют Истинными?
Смешок сорвался с губ против воли и тут же утонул в поцелуе — неисчислимом множестве поцелуев, пролитых на меня благословенным дождем. Кажется, я зря засмеялась, Рей был абсолютно серьезен.
За его спиной поднимались угольные крылья, от которых расходилось сияние разбуженного потока. Наши магии ладят, вспомнила я, глядя, как мой собственный поток заигрывая и жеманясь, как распоследняя ломака, весело омывает комнату.
— Твоя магия теплая, живая… — Рей ласково провел ладонью по моей щеке, поднял на меня взгляд, а после крылья закрыли нас в непроницаемый черный кокон.
Где на грани глухоты и слепоты оставалось лишь чувствовать.
На утро я предсказуемо едва сползла с постели, добралась до туалета, а после со стонами полезла обратно в теплое одеяло. И чего я так торопилась в эту интимную жизнь? Могла бы и еще подождать.
— Я год с кровати не встану, — сообщила я белой горе одеял, сонно посапывающей рядом.
— И не нужно, — гора рывком затащила меня под теплый бок. — У нас медовый год, мое дрррагоценный цветок.
Год?! Нет, иногда, в особенное плохие ночи, я очень рассчитывала на свой медовый месяц, который постаралась бы растянуть на все два, но год! Так далеко мое воображение не заходило.
Да уж, драконы умеют жить с размахом…
Рей скинул одеяло и с хрустом потянулся, невольно давая краткий экскурс в этот самый медовый год. Взгляд против воли заинтересованно скользнул по гладкой груди к тренированному прессу, намекая, что проводить год в постели одна из лучших идей, посещавших голову за всю мою жизнь.
Но, кажется, мое тело
