следует извиниться мне. Мне не следовало… не следовало оставлять тебя. Я поступил как последний идиот… и трус.
— Камал… — смутилась еще больше Сони.
— Т-ш-ш-ш, — он приподнял ее голову за подбородок и провел пальцами по скулам.
— Не надо, — прошептала Сони, тяжело вздыхая.
— Сони…
Сони встала и направилась к двери:
— Я лучше пойду и приготовлю завтрак.
Дверь закрылась за Сони, и Камал упал на подушки, сознавая то, что пропасть между ними оказалась намного глубже и шире, нежели он предполагал. И дело не в том, что она холодна по отношению к нему. А в том, что ее ночные кошмары продолжались наяву… и виной этому был он. Он ясно осознал, что он причина этому, потому как именно он является напоминанием той зловещей встречи Сони с Гариком. Это имя произнесла Сони в тисках кошмара. Что же, как не кошмарная ночь пятилетней давности, связанная с Гариком, могло так встревожить ее? Что могло колотить ее так, словно повстречался на пути невиданный ужас, от чего нечеловеческий вопль может вырваться из груди, если не от страшных воспоминаний? Вот, что выводит ее из равновесия. Вот, что он постоянно читает в ее глазах — тень страха и замешательства. Он заварил эту кашу. Он причинил ей немыслимую боль. Он причина всех ее страдании, и он размотает этот клубок несчастий, преследующих их. Он залечит ее раны своей любовью, терпением и пониманием. Оставив ее тогда одну со своей болью и утратой, он и впрямь поступил как трус. Но теперь, ни за что! Он не оставит ее одну бороться с жестокими и зловещими тенями прошлого.
* * *
Погрузившись в раздумья, Сони автоматически орудовала столовой утварью, когда неожиданно Джимми обнял ее сзади, прижимаясь к ней своим тельцем.
— С добрым утром, мам.
— Родной мой, ты уже проснулся?! — улыбнулась она в ответ, целуя сына в пухлые щечки. — А личико мы уже умыли?
— Не-ет, — зевнул малыш.
— Ну, тогда беги скорее.
— Да, мам, я мигом, ты не уходи только.
— Ну, конечно же, родной мой.
Джимми пулей вылетел из столовой, а Сони проводила его взглядом, улыбаясь вслед.
Чувство благоговения витало вокруг, окружая ее своим светом. Сони на мгновение прослезилась, ощущая себя слабой и беззащитной. Как бы ей хотелось, чтобы эти мгновения, проводимые рядом с сыном, не заканчивались никогда. Разлука с ним была невыносима. И его присутствие четко подчеркивало ее одиночество этих лет, напоминая ей, что следующая разлука с сыном не за горами. Она наслаждалась каждой минутой, что они проводили вместе, впитывая, как губка, каждой клеткой своего существа, чтобы запечатлеть в памяти все ощущения радости и благоговения. Лишь только память о сыне грела ее все годы одиночества. Отчего каждая секунда с ним была дорога для нее.
Позавтракав, они все вместе, как благочестивая семья, отправились в лес, расположенный за речкой. Устроив небольшой пикничок, насобирали разных ягод, вдоволь накупались в речке, а затем вернулись домой.
День, на удивление, пролетел незаметно. Мирная идиллия напоминала семейное счастье, когда-то давно потерянное ими. Камал вел себя более чем деликатно. Его обещания, данные ей, о прекращении притязании и упреков, исполнялись покорно. Они мило беседовали ни о чем, малыш резвился вокруг них, и никто не мог заподозрить, какие чувства бушевали в каждом из них. Так как они напоминали настоящую счастливую семью. Учтивость и доброжелательность со стороны Камала рассеяли в ней всякие сомнения, и Сони начинала вести себя более раскрепощено. Иной раз Камал замечал мимолетную улыбку на ее лице, и в сияющих глазах исчезали искорки страха.
Незаметно подкрался вечер, а за ним и ночь. И вновь настало утро. Их временно установленное перемирие перерастало в понимание и доверие. Солнце вставало и садилось за горизонт, меняя день и ночь. Шли дни, и Камал явно ощущал, как напряжение первых дней спало с лиц всей троицы. Радостные дни протекали быстро, как молния, оставляя след умиротворения и счастья в сердцах каждого из членов семьи.
А по ночам Камал оберегал сон Сони от кошмаров. Глубоко за полночь он незаметно входил в спальню и подолгу сидел у её изголовья, наблюдая, как мирно она спит. И в минуты терзаний в сетях ночного сновидения, он нежно убаюкивал её, поглаживая по растрепавшимся волосам и шепча ласковые слова, что отгоняли кошмары.
В первые ночи своих посещений Камал заставал Сони метающейся на постели от надвигающихся ужасов и тихо всхлипывающую во сне. Он осторожно ложился рядом и заключал её сонную в беспамятстве в свои нежные объятия, и успокаивал, ласково поглаживая и шепотом отгоняя ночные страхи. Иногда, бывало, она открывала глаза в полусонном состоянии, бессознательно пугливо дрожала, но вновь засыпала, как младенец, от утешительного бархатного голоса, что отгонял тревогу и беспокойство, теснее прижимаясь к его груди.
Ей казалось это сладким сном, что приходил на смену кошмарам, и она умиротворенно расслаблялась, впадая в забытье.
По утрам Камал осторожно покидал её спальню, как эфемерное явление, чтобы избавить Сони от беспокойства и неловкости.
Хотя несколько раз Сони к утру невзначай просыпалась и неосознанно ощущала шлейф аромата мужчины, что покинул её ранее за доли секунды. Ощущала его запах на подушке, что была рядом и явно свидетельствовала о присутствии Камала отпечатавшимся плечом. Поначалу Сони была в недоумении, отгоняя прочь странные ощущения, возникшие, возможно, на пустом месте. Затем периодически её посещали неловкость и обескураженность… Но, со временем… Это ложилось бальзамом на ее истерзанную душу, которая постепенно обретала покой. А Камал наблюдал, как каждую ночь сон любимой перевоплощался в умиротворенность и блаженство.
Каждый день пролетал, как молния, в семейных радостях и заботах. Сони суетилась над ежедневными бытовыми мелочами, создавая уют, но Камал старался всегда быть поблизости. Всегда готовый услужить, а, по возможности, урвать мимолетное прикосновение, что порой создавало чувство неловкости у Сони. Но уже воспринимаемый ею менее болезненно. Их взгляды часто стали пересекаться, наполняя теплом и нежностью. Иногда Сони ощущала легкую дрожь, но понимала, что она совсем не переплеталась со страхом, а была отголоском чего-то нового и прошлого одновременно. От чего мурашки пробегали по коже, вынуждая опускать стыдливо взор. Она ощущала в глазах Камала нежность, даже порой нескрытое желание под пытливым взглядом, но быстро отгоняла мысли в сторону. Под натиском этих взглядов ей становилось не по себе. Но не от страха. А потому что воспламенялись ощущения, давно забытые за пеленой этих лет.
Камал старался каждый день урвать минуты счастья, сменив свой гнев и давние обиды в прошлом, на снисходительность к ошибкам, что
