специально делает, что ли? Момент подгадывает?
— ПОЛАГАЮ, ВАМ СЛЕДУЕТ ЗНАТЬ, ЧТО ЗАПУЩЕННЫЙ ПОСЛЕ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ ПРОЦЕСС СЛИЯНИЯ, ЗНАЧИТЕЛЬНО УСКОРИЛСЯ. В СВЯЗИ С ЭТИМ СРОК ДО ПОЛНОЙ АДАПТАЦИИ БУДЕТ ЗНАЧИТЕЛЬНО МЕНЬШЕ.
— А это сколько?
— ПОКА ЧТО ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБ СДЕЛАТЬ ВЫВОДЫ. ТРЕБУЮТСЯ ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ НАБЛЮДЕНИЯ.
— Ясно.
— Грязно… — тихо сказала Софа. Я повернул на нее голову.
— Прости?
В ответ ничего не последовало. Она просто поднялась и пошла к реке. Я напрягся. Лишь бы утопиться не вздумала, а то мало ли что в голову на фоне таких потрясений взбредет. Сейчас она мыслила как угодно, но точно не здраво, поэтому я был наготове, чтоб отреагировать.
Софа сделала шаг. Еще один. Еще. Зашла по щиколотку, не обращая внимания на намокшие штаны и сапоги. Течение мягко ее огибало. Подобравшись к уступу, с которого и лился «водопад», она попросту уселась на него. Наверное, с минуту сидела вот так, а потом стала… раздеваться. Меня тут же прижало легким замешательством. С одной стороны неловко за ней подглядывать, а с другой, вдруг щас я отвернусь — а она хуяк плащ вокруг головы — и в воду? Нет, спасибо.
А она хороша, правда?
Правда. Стройная, подтянутая, жилистая, но фигура женственная и все округлости там, где им полагается быть.
— Глаза не полопаются у тебя?
Ну вот, уже похоже на ту Софу, которую я знаю.
— Видел одну — видел всех, ты ж сама сказала.
А что я, оправдываться буду, что ли?
— Тогда к чему такой интерес? Сам хоть ополоснись, — заявила она, — а то несет от тебя как от козлятины гнилой.
— И с каких это пор мы такие нежные стали, а?
— Пока шарились по всяким помойкам — я и молчала. А щас бегом мыться, свин!
И окунула голову в бегущую воду.
Я нарочито зевнул в кулак. Вот зараза. Сначала козел, потом свинья. Так она минут за десять весь скотный двор переберет. И продолжит зоопарком.
— Вылезешь — помоюсь.
Она вынырнула и повернулась ко мне, и в солнечном свете я еще раз увидел, какие красивые у нее глаза. Как две синие льдинки, только не тают.
— Стесняешься, что ли?
— На «слабо» меня не бери, не выйдет.
— Ну так и что ты сидишь тогда там?
Хотелось сказать, мол, сторожу пожитки, дабы их не спиздил какой-нибудь ушастик-путаник. Да только не было у нас пожиток никаких, не осталось их. Поэтому аргумент хреновый и пользоваться им нельзя.
Я зашел в воду следом за ней.
— Не боишься воды, БАСКО?
— ПЕРЕДАТЧИК ПРЕДУСМАТРИВАЕТ ВОЗМОЖНОСТЬ УСПЕШНОГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ НА ГЛУБИНЕ ДО ТРЕХСОТ МЕТРОВ…
— Тогда, будь добр, без комментариев.
Я ожидал очередную порцию компьютерного бубнежа, но БАСКО в очередной раз проявил покладистость и заткнулся.
Вода оказалась холодной. Да что там — ледяной. У меня зуб на зуб перестал попадать, а Софе хоть бы хны — плескалась себе спокойно.
— Иди сюда, — сказала она, — Тут теплее.
Я послушался и подошел. Ног не чувствовал, но она не обманула, вода действительно становилась теплее. У самого подножия «водопада» глубина мне была почти по грудь. Софа сидела безмятежно, как индийский йог, и даже больше на меня не смотрела. Ну и ладно, время можно с пользой провести. Как раз к температуре вокруг привыкать начинаю. Я стянул с себя рубаху и принялся ее полоскать. Пыль, грязь и гадкие черные ошметки, о происхождении которых совершенно не хотелось думать, попадали в воду.
Загрязняли ее.
Отравляли.
Выстирав, как получилось, вещи, (а получилось хреново без порошка-то) кинул их на камень берег и стал отмываться сам. И замер.
Руки
Ее руки
обвили мой живот. Пролетели по груди. Я почувствовал, как весь покрываюсь мурашками от… тепла? Удивительно, но да. Тепла…
Ее тела
Софа прижималась ко мне сзади и мелко подрагивала. Как листочек, который из последних сил за ветку держится.
Теплая была вовсе не вода. А она сама.
— Я устала.
В шуме падающей я едва различил эти слова.
— Я понимаю, — спокойно ответил я и накрыл ее руки.
— Мне страшно, — сказала она.
— И Мне тоже, — отозвался я, после чего повернулся к ней лицом. Честное слово, утонул бы в этих глазах.
Я осторожно коснулся ее щеки. Провел большим пальцем по скуле.
— Мне тоже страшно. Возможно, даже больше, чем тебе, — сказал я.
Почему-то эти слова вызвали у нее улыбку. Мелкие капельки — то ли слезы, то ли брызги — блестели на ее лице, свежем и юном.
Тогда я сделал то, что казалось мне единственно правильным — крепко обнял ее.
И ни на секунду не ощутил похоти. Только ощущение человека рядом. Близкого человека, с которым я пережил столько, сколько со всеми знакомыми пацанами за двадцать лет не переживал. Обнимал ее так, как, наверное, обнял бы отца, с которым не виделся почти полтора десятка лет. Обнимал ее, как свою мать, которая не находит себе места. Подумать только, лишиться сперва мужа, а потом сына. Интересно, как она там сейчас? Внутри снова все сжалось. Русская тоска, мать ее ети.
Софкины ладони мягко гладили меня по спине и прогоняли дрожь.
— Все, — сказала она глухо. — Нам надо идти.
— Надо, — подтвердил я, но не отпустил ее.
Утреннее солнце поднималось над лесом.
