получит доступ к истории болезни Мэдди. И наличие опухоли сыграет на руку адвокатам Джерри. Его защита будет строиться на том неоспоримом факте, что Мэдди, зная о своем смертельном диагнозе и ожидавшей ее малоприятной, мучительной смерти, имела веские основания для того, чтобы свести счеты с жизнью. Она совершила самоубийство и специально меня подставила. При всех других обстоятельствах подобный довод в свою защиту звучал бы нелепо, но наличие у жертвы неоперабельной опухоли может убедить полицию, или Королевскую прокурорскую службу, или жюри присяжных принять объяснение Джерри, что Мэдди решила его утопить, сперва заманив в офисное здание, а затем бросившись вниз.
Само собой, в таком случае Джерри придется объяснить мотивы Мэдди. И признаться в своем нездоровом сексуальном влечении к ее дочери-подростку, чему найдется множество доказательств на телефоне Эмили. Но поскольку выбирать предстоит между сроком в несколько лет за попытку совращения малолетней или пожизненным за убийство, он наверняка выберет первое. При этом деяние будет квалифицировано как причинившее ограниченный ущерб, и мы не успеем оглянуться, как Джерри уже выйдет на свободу. Тем временем полиция начнет искать соучастников Мэдди. Наш план может провалиться или пойти наперекосяк.
Если только…
Посмотрев на Сару, я вижу, как у нее округлились глаза. Похоже, до нее начинает доходить. Она мысленно там. И думает о том же, о чем начали думать мы. А что, если он поверит, что ему все сойдет с рук? Абсолютно все. Ведь, как ни крути, после обвинения в половом преступлении его внесут в реестр сексуальных преступников. Все узнают, что он педофил. В тюрьме его будут чморить, жена уйдет к другому, дочь начнет избегать, а полиция возьмет под наблюдение. Короче, жизнь превратится в сущий кошмар, хотя и не совсем в такой, какого мы для него хотели, и поэтому он постарается при возможности сделать все, чтобы остаться безнаказанным. Итак, если ему представится такая возможность, как он поступит? И как в подобной ситуации поступит любой другой человек?
Сара поднимает стакан и подносит к губам, глядя мне прямо в глаза:
– Продолжайте.
Персонал отеля начинает накрывать столы к обеду. Официант топчется поблизости. Я улыбаюсь ему, и он подходит к нашему столику:
– Добрый вечер. Дамы желают поесть?
Я поворачиваюсь к Саре.
– Пожалуй, не откажусь, – признается она. – Может, возьмем на двоих каких-нибудь закусок?
– Отличная идея, – соглашаюсь я.
Официант приносит меню, мы заказываем еще вина и большую тарелку с хлебом, оливками, сыром и морепродуктами. У меня невольно возникает вопрос, спустится ли в ресторан Ферн и захочет ли к нам присоединиться, приняв участие в нашем разговоре. В таком случае мне придется срочно что-нибудь сочинить. Впрочем, я уже здорово навострилась.
Я отламываю кусочек хлеба. Сара выжидательно смотрит на меня.
– Помнится, вы говорили, что бывает, когда тебя ловят на лжи, – начинаю я и, дождавшись кивка Сары, продолжаю: – Стоит полицейским хоть раз поймать человека на лжи, они начинают сомневаться во всем, что он скажет.
– Да, это самый неудачный вариант. Уж лучше вообще ничего не говорить.
– Но ведь и молчание может серьезно навредить?
– Конечно может. Тем не менее полицейские предпочитают, чтобы подозреваемый сам себя загнал в ловушку. Им нравится усыпить бдительность, создать ложное ощущение безопасности и тем самым развязать ему язык. И с этой целью они умалчивают о некоторых вещах.
– Они позволяют человеку рыть самому себе яму. Ту самую, в которую потом его же и столкнут, – говорю я.
– Вот именно.
– А потом, когда яма становится достаточно большой, чтобы тебя похоронить…
Мне нет нужды заканчивать свою мысль. Сара бросает на меня долгий глубокомысленный взгляд.
– Но это ведь было страшно рискованно, да? – наконец спрашивает она. – То, что вы сделали.
– Да. Крайне рискованно.
– Тогда зачем? Зачем было пробираться в здание? Подниматься на крышу?
– Мы хотели отвлечь внимание от Джерри.
– Но чего ради вы стерли записи камер видеонаблюдения? Ведь это единственная вещь, способная доказать вашу невиновность.
– Мы не могли допустить, чтобы полиция их увидела. Нам нужно было дать Джерри шанс скрыться.
– Значит, записи уничтожил Дэн?
– Нет, – поспешно отвечаю я.
– Получается, он просто заявился туда в нужный момент и обнаружил, что записи случайно стерты, так?
Я киваю и открываю рот, собираясь что-то сказать, но снова закрываю.
Вытерев салфеткой уголки рта, Сара задумчиво говорит:
– Но ведь есть и другой технический персонал. Кто-то же хакнул систему видеонаблюдения. А Мэдди откуда-то узнала, как миновать камеры незаметно для охранника.
– Джерри в тех сообщениях прислал подробную инструкцию.
Сара смотрит мне прямо в глаза:
– И все же для Мэдди это наверняка было судьбоносным и крайне тяжелым решением. И вы хотите меня уверить, что она это сделала – разработала столь сложный план с вами и Хелен, – ни словом не обмолвившись мужу? Она ведь его любила. Да?
– Конечно любила.
– Тогда почему… почему она ушла из дому и прыгнула навстречу смерти, не поставив мужа в известность о своих намерениях? Даже толком не попрощавшись?
– У нее не было выхода. Если бы она призналась, он бы наверняка ее остановил. Он бы просто избил Джерри до полусмерти. Что разрушило бы весь наш замысел. А кроме того, она не желала делать Дэна соучастником того… что мы задумали. Не хотела впутывать мужа. Он должен был оставаться незапятнанным… быть на виду. Ради Эмили. Ведь у нее, кроме него, никого больше нет.
Сара пристально смотрит на меня:
– Получается, Мэдди сама ударила себя по голове винной бутылкой, из которой пил Джерри? – (Я киваю.) – А потом, оглушенная, с сильным кровотечением, сумела подняться с земли и броситься вниз? – Слова Сары заставляют меня вздрогнуть, однако я снова киваю, и тогда она, немного помолчав, спрашивает: – И все-таки каким образом ей удалось пройти мимо охранника?
Я пожимаю плечами:
– Как я уже говорила, она прошла в здание через подземную парковку и не стала подниматься на лифте.
– И благополучно миновала все до единой камеры?
– Мы закрыли объективы камер.
– Кто это сделал? – настаивает Сара. – Кто конкретно закрыл объективы камер?
Я спокойно выдерживаю ее пронизывающий взгляд:
– Мы знали, что делали. Мы все выяснили. И все тщательно продумали.
– Выходит, Кевин из охраны не заметил, что кто-то закрывает объективы камер.
– Он не отличался особой бдительностью. Я уже говорила.
– Ну а если бы он проявил бдительность? Ведь в первую очередь вам нужно было незаметно добраться до камер. Но он мог вас увидеть и проверить, в чем дело.
– В любом случае он нас не увидел.
– Однако у вас не могло быть стопроцентной уверенности, да? – На лице Сары
