из бисера, сломанных игрушек Дианы и резиновых мячиков Германа.
Каждый раз я боюсь наступить и сломать себе ногу.
— Сонька, ты за тряпкой. Степка, сушишь Германа. Принцесса на мне, — раздаю всем команды.
— Почему сразу я? — канючит Соня. — У меня ногти! Я хочу Германа сушить.
— Ты слышала, что сказал папа? — вторит ей Степа.
— Я не с тобой разговариваю, Степашка. Твое время говорить наступит во время «Спокойной ночи, малыши», — парирует София.
— Я тебе сейчас как дам, — трясет перед носом сестры кулаком Степа.
— Так, команды отданы и обжалованию не подлежат, — снова рявкаю я и стягиваю промокшую одежду с Дианы.
— Пап, не команды обжалованию не подлежат, а приказ обжалованию не подлежит, статья 317 УПК РФ, — поучительно вещает София.
Иногда я ее боюсь. Свою шестилетнюю дочь. Потому что Соня — ходячая нудная «Википедия». Мне кажется, она знает всё. И даже больше.
Но со Степой они абсолютно разные. Если бы я точно не знал, что Соня старше брата на пару минут, никогда бы не поверил, что они — двойняшки.
Не знаю, кто там говорит, что у близнецов какая-то тонкая родственная нить. Нет у них никакой тонкой нити. Они, порой, готовы поубивать друг друга. Степа и Соня постоянно ругаются, подначивают и задирают друг друга. Если они оба молчат, значит, едят или спят. В остальное время их не заткнешь.
* * *
Одеваю Дианку в теплый комбинезон, потому что на дворе ноябрь, а вчера неожиданно выпал мокрый снег, который с утра на морозе превратился в жуткий гололед.
Под нескончаемый треп близнецов кручу по сторонам головой, пытаясь припомнить, ничего ли я не забыл.
— Гуня, Гуня! — кричит Дианка и тычет маленьким пальчиком в сторону дивана, из-под которого торчит пушистый хвост Германа.
Гуней Диана называет Германа, который неудачно заныкался от нее!
— Ну нет, Ди. Гуню мы брать с собой не будем, — умоляюще смотрю на дочку.
— Сяс буду олать! — складывает руки на груди мелкая шантажистка.
— Ди, на улице холодно, Гуня замерзнет, — пытаюсь уговорить Принцессу, хотя сам прекрасно понимаю, что это бесполезно.
— Ф-ф-фсё, олу! — надувает щеки точно Соловей-разбойник.
— Па-а-ап! — в один голос стонут Соня со Степкой и одновременно затыкают уши.
— Ладно, — плююсь я и, чертыхаясь, иду за Германом.
Будь у нас больше времени, возможно, я бы еще посражался, но, когда мы смертельно опаздываем, а с утра я еще конкретно так облажался перед Агатой, я не имею права сегодня вообще ни на что.
Тащу за задние лапы сопротивляющегося Германа и мысленно прошу у него прощения!
Знаете, как мы идем до машины, которая стоит в нескольких метрах от подъезда?
А вот как!
Двойняшки отвешивают поочередно друг другу поджопники и ругаются, а я скребу по гололеду, посыпанному песком, санками!
Санками!
Потому что Принцесса Диана вчера увидела снег, и ее не колышет, что от него ничего не осталось, потому что, если я не повезу ее на санках, она будет «олать»!
Тащу одной рукой сани, а в другой трясущегося от холода Германа.
Я не знаю, что прохожие видят в моем лице, но встречаю их жалостливые и ироничные взгляды.
Усаживаю детей по креслам: Принцессу, естественно, посередине, близнецов — по краям от нее. Герману достается переднее кресло и, клянусь, я читаю в его глазах благодарность!
* * *
Всю дорогу поглядываю в телефон и порядком начинаю нервничать. Агата ушла в поликлинику около трех часов назад, и за всё это время от нее нет никакой информации.
Возможно, она эмигрировала!
Будь я на ее месте, сделал бы так же!
Я, конечно, понимаю, что моя Богиня зла на меня как черт, но можно же было скинуть хоть сраную смс-ку?!
«Ну что там?» — пишу сообщение и отравляю Агате.
Я знаю, что там.
А вернее кто там.
Но все равно решаю уточнить.
От жены долго не приходит ответ, и я уже практически подъезжаю к Дворцу спорта, как телефон пиликает входящим сообщением.
Богиня: Игнатов, я говорила, что ненавижу тебя?
Ну начинается…
Я: 13 лет говоришь. Я так понимаю, это «да»?
Богиня: Я убью тебя, Игнатов!!!!!!!!!!
Вдогонку прилетает еще одно:
Богиня: Это да и да!!!!!!
Резко жму на тормоз, потому что чуть не врезаюсь в дорожный знак! Сзади раздаются вскрики испуга двойняшек и радости Принцессы.
— Все целы? — оборачиваюсь назад и сканирую каждого на наличие повреждений.
— Пап, ты че? — спрашивает Степа и шокировано округляет глаза.
— Исё, исё, — скандирует Дианка, восторгаясь случайными американскими горками с резким торможением.
Просто я… вот здесь слово матерное должно быть.
Паркуюсь на свободном месте возле Дворца, глушу движок и кладу свою бедовую голову на руль.
— Пап, что с тобой? — начинает нервничать Сонька.
Надо брать себя в руки и валить из машины, потому что Дианка начинает ныть, что ей жарко, Степа пытается переорать Ди, а Соня прищурено старается считать мои эмоции.
Во всей нашей компании самый адекватный — Герман, уснувший пристёгнутым в кресле и подергивающий во сне лапой.
Перед выходом быстро печатаю жене сообщение с вопросом, где она, на что получаю краткий ответ: «В такси. Подъезжаю».
Бросаю телефон в карман куртки и поочередно отстегиваю детей.
Мы уже практически забегаем в широкие двери Дворца спорта, как Дианка начинает натужно вопить:
— Гуня, Гуня!
Твою ж мать!
Отправляю детей в помещение, а сам бегу обратно в машину за забытым Германом, который, к слову, так и не проснулся. Отстегиваю парня, но тот ловко цепляется за обивку кресла и не дает себя вытащить.
Притворялся, засранец!
И я его понимаю!
— Герман, надо, дружище! Иначе будет «олать».
Я думаю, каждый в нашем многоэтажном доме знает, что такое «олать»
