Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
образ. Сколько я ни жила в этом районе, я всегда была узнаваемой. Раньше я думала: стоит мне уехать отсюда, и я сразу распадусь на части. Может, это был еще один обман Пэнтауна?
Клод протянул мне коробочку из розового картона, размером в двенадцать квадратных сантиметров. На верхней части я разглядела тисненую надпись: «Зайре».
– Вот почему я вел себя как идиот.
Я взяла коробочку, приподняла крышечку; она, едва скрипнув, открылась.
А Клод затараторил, нанизывая слова на леску предложения так быстро, словно боялся: стоит ему замолчать, и они потеряются, останутся невысказанными и не услышанными мной:
– Я понимаю, тебе это не нужно теперь, когда ты стала встречаться с Антом, но я купил его для тебя, когда еще не знал об этом; так почему бы тебе его не взять? Ты можешь сделать с ним все что захочешь… – Клод, наконец, сделал паузу, чтобы вдохнуть. – Я сохранил внутри чек… мало ли… вдруг ты захочешь его сдать и получить деньги.
В коробочке лежало медное сердечко на медной цепочке – скромное и в то же время очень изящное украшение. Я вскинула глаза на Клода, моего верного друга. Он не отвел взгляда, и я увидела в нем искренность и… страх.
– Что это значит? – удивленно выдавила я.
Клод сунул руки в карманы, вжал голову в плечи:
– Это значит, что ты мне нравишься, Хизер. По-настоящему нравишься, не как друг, а как девушка. Ты давно мне нравишься, только я все никак не мог набраться мужества, чтобы сказать тебе об этом. Наверное, Ант не такой трус, как я.
Я достала из коробочки цепочку, сжала в руке сердечко. И мне показалось, будто я одновременно стала расти и уменьшаться в размерах, под стать Алисе в Стране Чудес. В словах Клода прозвучала такая искренность, такая чистота… Я не заслужила такого отношения… после того, что позволила сделать Анту.
– Это глупо, я понимаю, – опять заговорил парень. – Я могу забрать его назад и дать тебе взамен десять долларов. Столько оно стоит. Точнее, девять долларов девяносто девять центов плюс налог. Мы ведь можем остаться друзьями? Меня сейчас только это волнует. Я не могу и тебя потерять. После Морин и Бренды.
Слезы затуманили мне зрение:
– Ты наденешь его на меня?
Отдав сердечко парню, я развернулась к нему спиной и приподняла волосы. Дрожащими руками Клод приоткрыл пружинную задвижку, обвил цепочку вокруг моей шеи и застегнул под целым ухом – не потому что изуродованное ухо смущало парня, а потому что я его стеснялась. Я ощутила медное сердечко на груди, подумала о том, как много оно значило; иметь такого друга, как Клод, уже было счастьем, а теперь он предлагал мне нечто большее.
Я повернулась к нему лицом:
– Я люблю тебя, Клод.
Его руки снова нырнули в карманы, щеки запылали надеждой.
У меня не было с собой ничего, что бы я могла подарить ему взамен. И, наверное, нехорошо было делать вид, будто мы здесь, в Пэнтауне, заслужили что-то столь же отрадное, как надежда. Но все-таки слова слетели с моих губ:
– Ты можешь подождать?
Лицо Клода наморщилось:
– Что?
Я приложила руку к сердцу, ощутила пульсацию перекачиваемой им крови. Попыталась представить живыми Морин и Бренду, безжалостно поддразнивающими меня и Клода: «Хизер и Зигги, краснее аджики, друг другом любуются, в губы Ц-Е-Л-У-Ю-Т-С-Я, как сумасшедшие фрики». Но у меня не получилось. Я смогла увидеть подруг лишь улыбающимися и подталкивающими нас с Клодом друг к другу.
– Мне необходимо кое-что выяснить.
Клод вроде бы хотел меня обнять, но сдержался. Он заглянул в мои глаза и, похоже, нашел в них то, что искал, потому что через несколько секунд его лицо смягчилось.
– Конечно. Я подожду, – сказал парень и тяжело моргнул, как будто ему в глаз попала большая соринка. – Не сомневайся. Мы хорошо позаботимся о Джуни.
– Я знаю.
***
Запах в больнице Сент-Клауда вызвал у меня раздражение. Всегда вызывал. Этот специфический запах спирта и свежевыстиранных простыней неприятно щекотал ноздри, норовил забиться в глотку, спровоцировать тошноту. И я старалась дышать неглубоко, пока шла по знакомым коридорам, усиливавшим и одновременно заглушавшим звуки шагов. Я слышала гул человеческих голосов, но разобрать, что говорили люди, не могла.
– Мама, – пробормотала я, переступив порог палаты, в которую направила меня медсестра.
Эта палата находилась в обычном терапевтическом отделении. Психиатрическое, должно быть, было переполнено. Палата оказалась очень большой. В ней стояло четыре кровати. Две из них – ближайшие к двери – были спрятаны за шторками. Вокруг двух других, у окна, шторки были раздвинуты. И на одной из них лежала пожилая женщина.
Я выдавила слабую улыбку.
Пациентка махнула рукой на кровати за шторками:
– Слева от вас пожилая женщина, примерно моего возраста. А справа очаровательная молодая дама, если вам это поможет, – улыбнулась она.
Никаких повязок, никаких пластырей на женщине не было. И аппаратов, подключенных к ней, я тоже не увидела. Но возможно, она оказалась в этой палате по той же причине, что и мама: дожидалась перевода в нужное отделение.
– Спасибо. – Я – все еще неуверенно – приподняла уголок шторки у кровати, на которую она указала.
– Хизер! – Лицо мамы посветлело при виде меня. – Помоги мне приподнять кровать.
Я отпустила шторку, позволив ей упасть у меня за спиной, нащупала на кровати рычаг и стала поворачивать его, пока мама не сказала «Стоп».
– Как я выгляжу? – спросила она.
Лишь скудные лучики естественного света пробивались к ней поверх шторки. А холодный свет лампы на прикроватной тумбочке заострил черты маминого лица; мне даже почудилось, что у нее глаза ввалились.
– Как всегда хорошо, мамочка.
Мама взбила свои кудряшки; но ее руки тряслись так сильно, что со стороны могло показаться, будто она ими махала.
– Твой отец передал мне косметичку, но забыл положить в нее мою любимую помаду. Ты принесешь мне ее в следующий приход?
– Обязательно принесу, – пообещала я, глядя маме в глаза и силясь сохранить спокойствие на лице. – Тебе уже сказали, сколько ты тут пробудешь?
– Твой отец хочет, чтобы я отдохнула, а сколько продлится мой отпуск, его не волнует. – Егозливые мамины руки добрались до лица; она постучала пальцами по губам, словно шикала на маленького ребенка.
Мои нервы натянулись до предела. Мне не следовало сюда приходить. О чем я думала, захотев к маме? Я же знала, что так будет. Знала!
– Позвать медсестру?
– Ты всегда была такой паникершей! – Мать приправила слова высоким, резким смешком. – Торопишься, беспокоишься, переживаешь. Что толку переживать, если уже ничего не исправить.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
