любит, — прошептала Марго, шагнув вперед. — Он придет.* * *
From
«Capella»
to
Nemesis…
«Маленькую белую фею можно снова приручить.»
* * *
— Боков, хочешь хороший совет?
— Нет, — ответил Сергей, сосредоточенно изучая ленивую осеннюю муху, ползающую по телефонному аппарату.
Голос в трубке расхохотался. Это был тот же самый голос, который много лет назад объяснял Сереге преимущества длинного и шершавого языка.
— И все-таки слушай. Мы здесь этим делом уже не занимаемся. Имя Кожухова помнит только его семья, так что, ты ему сват или брат?
— Раз он меня интересует, то я ему и то и другое. Так что, поделишься своей великой мудростью или пойдем по домам?
На другом конце провода поворчали.
— Ладно, банный лист, ты ведь не отстанешь. Даю наводку… Кстати, Боков, ты там по защищенной линии разговариваешь?
— Нет, тут 23 параллельных телефона и сейчас их раздают случайным прохожим. Не пори ерунды.
— Ну так вот. Отравитель какое-то время жил с Маргаритой Славиной, это…
— Я знаю кто это, — отрезал Сергей. — Ближе к делу.
— А это все, — весело сказали вдали. — Я уже сказал, все закрыто, все забыто. Забудь и ты. Ах, извини. Ты же в советах не нуждаешься.
— Добавь деталей, скупердяй.
— Окей. У них все было достаточно серьезно, так что сам понимаешь, этот адрес до того, как дело закрыли был изучен до последней нитки. Музыкант из постели Славиной испарился и больше в поле зрения не наблюдался. Раньше он посещал каждый ее спектакль, носил огромные букеты, а после…
— Все ясно, спасибо за помощь, — Сергей понял, что больше ему ничего не узнать и повесил трубку.
Боков несколько раз выдвинул и задвинул верхний ящик своего рабочего стола. В последний раз он проделывал эту бессмысленную операцию только в состоянии нервного потрясения после смерти своего отца полгода назад.
Через минуту он вышел в сеть и зашел на сайт Большого театра.
— Так… “премьера… юбилейный спектакль Маргариты Славиной… Сегодня… “
— Сила любви — великая вещь, но профессионал тем и отличается от простого человека, что не поддается импульсам, — задумчиво пробормотал Боков, откладывая в сторону афишу и сталкивая со стола газеты. — Он не будет так рисковать… Или… Да нет, чушь. Глупые сентименты.
Сергей запер кабинет и направился к выходу из управления. Спускаясь по широкой и длинной лестнице, он считал ступеньки.
“Три, четыре… все подтверждается, хотя бы в отдельных эпизодах… семь, восемь… Эскулап и Скалин — реальные люди, как и перестрелка у клиники… одиннадцать, двенадцать… ФСБ замяло дело… все шито-крыто… Пока…”
Боков открыл тяжелую дверь и вдохнул уже порядком заледеневший воздух.
— И все же, — проговорил он, опустив свой острый нос в шарф, — может быть стоило…
Впервые в жизни Сергей оказался на распутье и никак не мог выбрать дорогу, по которой идти.
Так ничего и не решив, он пошел по улице, время от времени наталкиваясь на прохожих и убеждая самого себя в правильности поведения.
— Он профессионал… он никогда не завалится на такой глупости… человек, натянувший нос ФСБ… нет, не поеду и говорить с ней не стану… пора домой, голова уже так и так не соображает. Надо спать.
Он махнул рукой и остановил такси. Усевшись рядом с непрерывно жующим парнем, Боков еще раз отрицательно мотнул головой в ответ на собственные рассуждения.
— Куда едем, — спросил парень, включая счетчик и перекидывая жвачку за левую щеку.
Сергей надул щеки и огорченно выпустил воздух.
— К Большому театру, приятель.
* * *
Рудольф Майер появился к концу второго акта. Сегодня утром ему вдруг показалось, что настала пора сделать Нечто. Пусть даже это будет очередной букет роз для любимой. Само слово очередной, казалось бы, должно слегка подпортить впечатление и неизбежно, превратить Нечто в самый заурядный подарок, но, учитывая то положение, в котором оказался Майер по вине глупого Кожухова, не умевшего как следует шпионить, букет роз опять таки трансформировывался из подарка в Нечто. Впрочем, чтобы окончательно успокоить совесть, Рудольф купил ОЧЕНЬ большой букет.
Он с трудом пронес его мимо восхищенно улыбнувшейся билетерши и вошел в заказанную ложу. Майер нарочно долго усаживался, старательно укладывая на пустующие рядом сидения сотню роз с необычайно длинными стеблями. Он снял бумагу, стараясь не слишком сильно шуршать, прикоснулся пальцами к колючке, затаившейся среди листьев и только тогда осмелился посмотреть на сцену.
Время прекратило свой бег.
Маленькая белая фея, далекая и недосягаемая, кружащаяся по волнам танца. Майер закрыл глаза, тихо напевая про себя мелодию и стараясь вспомнить каждую секунду проведенного с Маргаритой времени. Он вспоминал ее губы, гибкое и шелковистое тело, согревающее теплом обледенелую душу убийцы, светлые волнистые волосы, способные осушить даже невидимые слезы, порожденные совестью, оживающей иногда несмотря на все старания.
Когда Рудольф открыл глаза, букет, лежащий рядом показался ему жалким и чахлым.
— Я подарю его, пусть хоть небо обрушится, — вполголоса пропел Майер, стараясь в точности повторить финальную тему. — Ведь ты не поверила всему, что обо мне рассказали. Я знаю…
Идя сюда, он даже не потрудился изменить внешность. Он остался Руди Майером. Так требовали его личные правила игры. Да и персональный дьявол сегодня прислал по сети очередное письмо, где успокоил относительно слежки и всего прочего. Однако правила уже Большой игры требовали исчезнуть и Немезис обязательно это сделает.
Попозже.
Через несколько минут зал взорвется аплодисментами, награждая фею танца тем, что ей больше всего по вкусу, как и положено во всякой хорошей сказке. Восторгом и преклонением. А потом прекрасный принц (в главной роли Р. Майер, самый плохой принц, какого только
