быть фаворитом у народа, чем настоящим царём.
— Я видел Нереуса, — снова перебил я, — Ему ведь далеко до смертного одра.
— Во-о-от, ты уже понимаешь, — заулыбался Виол.
Судя по его рассказу, южный народ вообще любил поразвлекаться. А что, холодную зиму ждать не надо, запасаясь летом ресурсами, половину даров давали солнечные леса и богатое рыбой море… Вот и тешились, чем могли.
Раньше южане из-за горячего пыла могли и повоевать, ведь давняя война с Лучевией, говорят, как раз и началась из-за притязаний Моредара на лучевийское побережье.
— Там же с броссами какая-то возня была, — напомнил я, — А это на севере.
— Броссы — народ сильный, но простой, — буркнул бард, — А кровь горячее, чем у нас. Вот их и втянули… Я просил не перебивать?
— Угу…
Но война — дело кровавое, и в нынешнее время все споры правители до последнего пытались решать за столами. А развлекались теперь южане этими самыми «тронными играми».
Вообще, это была хитрая схема. Пока есть один наследник, достигший возраста, то всё довольно просто. Но вот подрастает второй, и народ требует выяснить — а не достойнее ли он царского трона?
А царь что? А царю и самому интересно… И начинается. Охота, гладиаторские бои, военные игры, мореплавание, выживание в горах…
— А ещё магия, наука, музыка, танцы… Ты теперь представляешь, что за жизнь у наследников? — спросил меня Виол, держа загнутые пальцы, — Видит Маюн, это шутовство, а не жизнь!
— Ещё не представляю. Дальше.
Испытаний было много, иногда по велению жрецов из храмов они менялись… Ну, вздумалось вдруг богам посмотреть в этом году, как поют и танцуют царские наследники? А в следующем им захотелось послушать их мысли о сущности вещей, ну и заодно, как они выживают в суровых горах.
Естественно, народ больше любил те игры, где есть кровь. Царь лишаться наследников не хотел, и приходилось выкручиваться. Тут и охота целыми отрядами на страшного южного дракона, или небольшая война на гладиаторском поле между дружинами…
В общем, выигравший по праву считался достойным наследником. Но вдруг подрастал следующий…
А знамения божеств жрецам в храмах? А если шторм принёс несчастье, вдруг это гнев богов?
Ещё бывало, что перенёс один из сыновей болезнь, выздоровел, но народ требует — а достоин ли он ещё трона?
Съездил сын в посольство в другую страну, вернулся. И народ спрашивает — а вернулся ли он таким, как был? И снова игрища…
Сыграл вдруг свадьбу… бывает и такое… и снова битва за трон.
Наследник, который сегодня является претендентом, не обязательно в следующем году им останется. Именно поэтому, в случае реально надобности, решали советники и кнезы.
Но традиции оставались незыблемы.
— Весело у вас, — кивнул я, — Это так можно и каждый год устраивать соревнования.
— А два или три раза не хочешь? — усмехнулся Виол.
— Так как ты убил брата? — спросил я, понимая, что бард уходит от темы.
Он замер, глядя мне в глаза.
— Я не говорил, что убивал.
— Вестник ты мудрости, я разве не говорил, что в прошлой жизни купался в интригах похлеще твоего?
Виол вздохнул.
— Помнишь, я говорил, что повздорил с братом из-за девицы? Ну, об этом, естественно, прознала вся столица, и жрецы Храма Яриуса решили сделать из этого настоящее представление. «Сражение за сердце возлюбленной!»
— Вы сошлись с ним в поединке?
— Да…
У меня подпрыгнула одна бровь, и я критичным взглядом оббежал Виола, и тот возмущённо шарахнул ладонью по столешнице:
— То есть, вот как⁈ Да я… — он цыкнул, поняв, что моё мнение не изменилось, — Ну проиграл я, да.
— Вот в это поверю.
— А потом брата нашли мёртвым в его особняке.
— С той девушкой?
— Да.
— Отравлены? — со скукой спросил я.
Тот с лёгким удивлением кивнул:
— Ну да. Это было вино…
Я вспомнил, что Виол очень интересовался подделкой документов.
— И наверняка вино — твой подарок, — продолжил я, — А с ним письмо, написанное твоей рукой и заверенной твоей печатью, чтобы ни у кого не возникло сомнения. Что ты не желаешь зла своему брату и принимаешь выбор твоей возлюбленной…
Бард молча кивнул, во все глаза глядя на меня.
— После этого ты и сбежал?
— Да. И поклялся найти того, кто смог бы подделать царские чернила, мой почерк, и печать такого высокого магического уровня.
Бард поджал губы и уставился в одну точку, стиснув кулаки. Но я, как и подобает дубоголовому броссу, не проникся глубиной момента, и с лёгким зевком спросил:
— А Феокрит? Как так получилось, что советник царя верит тебе?
Виол очнулся.
— В смысле? Я царский сын, он растил меня с самого…
— Так уж и с самого? Не смеши меня, Виол. Насколько я услышал Феокрита там, в покоях Анфима, он до последнего верен букве закона, — тут я поднял палец, старательно демонстрируя «законника», — А ещё интересы Троецарии для него важнее всего, не смотря на то, что он из Совета Камня.
— Вот ты мне скажи, — Виол, надув губы, ткнул пальцем мне в плечо, — Это у тебя мышцы? Или извилины мозга⁈ Для бросса ты слишком умён!
— Я тебе больше скажу, Виол. Думаю, что Феокрит, как человек чести, сунул меня сюда, скорее всего, из-за того, что я спас ему жизнь… А не из-за твоего «сладкого поцелуя», или что я там сказал?
— Так, — Виол снова шлёпнул ладонью по столу, — Давай будем считать, что это в тебе Хмарок говорит. Потому что я боюсь, если вдруг окажется, что северные броссы так умны.
