Она нервно сжимала и разжимала кулаки, ее тонкие пальцы дрожали.
– Не настолько. Я почти всегда здесь, – ответила я. – Я либо занимаюсь уборкой, либо таскаю вещи в прачечную и обратно, но в целом не занята.
– Бабушка заставляет тебя платить уборкой за постой? – спросила мама. – Я могла бы и догадаться. Вот почему у всех нас маниакальная страсть к чистоте.
Я рассмеялась. Миллион лет не слышала, как она шутит. И ведь она была права.
Мама тихонько продолжила:
– Я по поводу суда. Того самого, с Роем, помнишь?
Я медленно кивнула, надеясь, что она не попросит меня дать показания.
– У меня хорошие новости. Мы выиграли дело после почти трех лет разбирательств, – сказала она, обхватывая руками свои худенькие плечи. – Я думала, это никогда не закончится. Дом я, конечно, не верну, как и большую часть денег, потому что он их потратил, но все, что осталось, я получила.
– Замечательно! – сказала я, пряча свое разочарование от того, что мне не стало легче. – А с ним что будет?
– В тюрьму его не посадят, ничего такого, – объяснила мама. – Но я, если честно, невнимательно слушала решение, я просто была рада, что все кончилось. В общем, я просто хотела отдать тебе вот это, – мама порылась в сумке и, наконец, выудила оттуда сложенный пополам чек. Потом встала и протянула его мне.
– Это справедливая часть того, что я получила. Немного, но ты могла бы на эти деньги снять отдельную квартирку, оплатить несколько месяцев авансом. И тебе не придется отрабатывать проживание у бабушки уборкой.
Мама собралась было погладить меня по плечу, но отдернула руку и пробормотала какие-то извинения. Потом улыбнулась, глядя в пол, и бесшумно вышла из комнаты в кухню, где бабушка немедленно принялась ее отчитывать за похудение.
Я развернула чек. Никогда в жизни я не видела такой суммы, а мама просто отдала мне ее, как будто это мелочь.
– Не нужно, – сказала я, входя в кухню и кладя чек на стол. – Деньги намного нужнее тебе самой. Это же ты у нас живешь в бараке.
– Хостел – не барак, Квини. Там очень мило, приезжай посмотри. У меня там друзья, я в безопасности. Это моя тихая гавань в штормовом море, – она положила вилку на стол и села на свои ладони.
– Мама, почему ты не ешь? – спросила я, садясь напротив.
Бабушка достала белье из стиральной машины и отправилась во двор, встряхивать каждую вещь по триста раз, прежде чем повесить сушиться.
– Прости, что не интересуюсь твоим самочувствием, – сказала я, злясь на себя за то, что не пыталась быть хорошей дочерью. – Похоже, дети забывают, что их родители – тоже люди.
– Я справлюсь. Разберусь только с едой, – сказала она, гоняя по тарелке кусок курицы. – Ужасно, у меня каждый раз будто ком в горле встает, когда я что-то жую. А потом приходится заставлять себя проглотить кусок. Одно мучение. А за последние месяцы, когда пришлось с Роем сталкиваться, стало только хуже. Так что я даже не пытаюсь есть. Живу на одном чае.
– Может, попробуешь то, что помогло мне? – начала я. – Когда совсем худо, я представляю, что у меня в животе сидит птичка, и все бурление и спазмы в желудке происходит оттого, что она бьет крылышками и просит поесть. Когда я ем, то кормлю птичку, и она успокаивается.
– Я не люблю птиц, Квини, – испуганно сказала мама. – Особенно голубей, они ужасные.
– Я тоже не люблю птиц, мама, но ты же поняла, о чем я.
Она набрала еду на вилку, положила в рот и стала медленно жевать.
– Накорми эту птичку, – подбодрила ее я.
Она проглотила еду, сморщившись от дискомфорта. Я налила ей воды.
– Спасибо. Ты такая заботливая. Не знаю, откуда это в тебе, – она попила воды и съела еще кусок.
– Это ты заботливая, мама, – сказал я. – А я у тебя научилась.
Она улыбнулась и поддела вилкой кусок побольше.
– Как думаешь, ты вернешься на работу? – спросила она.
Я пожала плечами, не особо желая об этом говорить.
Мы сидели молча, пока она ела. Потом мама отложила вилку и посмотрела на меня.
– Знаешь что? – сказала мама. – Я думаю, что ты изменила историю нашей семьи. Ты первая, кто обратился к психотерапевту, и бабушка с дедушкой от тебя при этом не отказались. Это круче, чем быть первой из Дженкинсов с высшим образованием.
– Но я, похоже, и первая, кого выгнали с работы.
– Квини, нас всех выгоняли с каждой работы, на которую мы устраивались. Ты никогда не спрашивала у бабушки о ее карьерном пути? А еще обязательно попроси Мэгги рассказать, как ее уволили из видеопроката за то, что она переписывала видеозаписи. И спроси, как она отомстила менеджеру, – сказала мама, взяла вилку и продолжила есть. – А что у тебя случилось на работе?
– Это долгая история, и я не хочу сейчас об этом, – ответила я. – Могу сказать только, что у меня была отличная работа, и я уверена, что сама ее профукала – как и все остальное в жизни.
– Ничего подобного, – сказала мама. – Тебе едва исполнилось двадцать шесть, у тебя жизнь даже толком еще не началась. У меня в двадцать шесть родилась ты. Лучшие годы моей жизни.
Он наколола на вилку еще кусок и с улыбкой прожевала.
* * *
– Это последняя встреча, дедушка. Осталась всего одна, – я больше ничего не придумала, чтобы заполнить царившую за обедом тишину, так что решила поговорить о терапии.
– Хорошо, – сурово сказал он. – И что нового ты узнаешь сегодня?
– Ну… – начала я, удивившись, что он спрашивает. – Не знаю. Одной из самых полезных штук, которым я научилась, это техника безопасных мест. Можем, мы сегодня повторим е…
– Как это?
– Безопасное место – это куда ты мысленно отправляешься, чтобы пережить трудные ситуации, – объяснила я. – В воображении.
– У меня был такой сарай, очень безопасный, пока ты там свои вещи не свалила, – ответил он, вставая из-за стола.
– Квини, у тебя телефон разрывается! – крикнула бабушка из кухни. Я побежала отвечать, но пока нашла телефон, он уже перестал звонить. Пришлось слушать голосовое сообщение.
– Квини, здравствуй, это Джина. Надеюсь, тебе уже лучше. Я коротко скажу, потому что голосовые сообщения слушать никто не любит. В общем, ты все обдумай, только не затягивай. Дело в том, что все расследование быстро свернулось, когда один из охранников сказал, что видел, как Тед вел тебя в туалет для инвалидов – я не хочу знать, чем вы там занимались, но в любом случае его действия не похожи на то, что делает человек, когда его домогаются. Все решили, что разборки надо прекратить. Скандал никому не приносит пользы, а газете – тем более. В первый месяц тебе придется отчитываться в табеле рабочего времени, поскольку ты возвращаешься в режиме испытательного срока, но не бойся, это чистая формальность. Перезвони мне до конца недели. На самом деле можешь позвонить мне через час, чтобы мы все обсудили и двигались дальше. Спасибо.
