на стол. «Мне это на самом деле ни к чему, — сказал он. — У нас с женой есть маленькое жилье на другом конце города. Почему я должен платить налоги за жилье, которое мне даже не нужно?» На кону стоял каждый цент, который у нас есть, плюс документ на землю в Каллиопе. — Он снова запустил руки в волосы, его глаза расширились, как будто заново переживая это воспоминание. — Я так сильно дрожал, клянусь Богом. Но я победил. Я, бл*дь, победил!
Я покачала головой, пытаясь наверстать упущенное, мое сердце бешено колотилось в груди, гнев и желание убить его за то, что он рисковал нашей безопасностью, боролись с любой радостью, которую я могла бы испытывать от того, что он удвоил наши деньги.
Что, если бы он проиграл?
Но он не проиграл. Он… выиграл.
Это означало, что теперь мы сможем уехать далеко-далеко отсюда, что принесло как душевную боль, так и облегчение.
— Земля? — Наконец спросила я, его слова упорядочились в моей голове, когда я еще раз встряхнула ею. — В Каллиопе? Что, черт возьми, мы собираемся с этим делать? — Продать? Вернуть? Мужчина, который сыграл в азартные игры, был пьян. Его жена, вероятно, хоронила его тело, пока мы разговаривали.
Истон глубоко вздохнул, его улыбка смягчилась.
— Остаться, — сказал он. — Подожди, пока не увидишь собственность, Хейвен. Я был там сегодня утром. Воздух пахнет фруктами. Там красиво, прямо на берегу озера, со старым красным амбаром. Я рассказывал тебе о свободном месте в пожарной части… ребята сказали мне, что они уверены, я справлюсь с этим. Они даже предложили помочь мне учиться. — Он остановился, затаив дыхание, а я стояла, снова слушая с открытым ртом. — Ты сказала, что в Пелионе только один питомник, что всем жителям Каллиопы приходится ездить туда за покупками.
Мой рот резко закрылся, подбородок вздернулся.
— Да, — пробормотала я. — И то, как обращаются с растениями на их стеллажах — это позор! — взрыв негодования на мгновение придал мне сил.
Он посмотрел на меня.
— Да? Итак… что, если мы что-нибудь предпримем по этому поводу? Что, если мы начнем бизнес на этой собственности? Теперь земля принадлежит нам. Амбар был бы идеальным местом для обустройства. Там достаточно места для парковки. Мы могли бы использовать деньги, которые у нас есть, чтобы начать закупать инвентарь. Знаешь, это началось бы с малого, но, держу пари, достаточно скоро…
— Остаться? — я издаю невеселый смешок. — Остаться? Начать бизнес? Поступить на службу в пожарную часть? Нет, нет, мы не можем остаться. Я рада, что ребята из пожарной части приняли тебя обратно, по крайней мере, как друга по азартным играм и выпивке. — Я не могла сдержать горечь, которая все еще просачивалась в мой тон. — Но мы здесь изгои.
Я крепко зажмурилась.
Сколько лет пройдет, прежде чем я перестану съеживаться при воспоминании о той листовке?
Все мои страхи и неуверенность можно выразить в двух словах.
Самые нежелательные.
— Нам не место в этом городе, Истон.
Здесь идеальный город, где люди пили лимонад на своих верандах и ставили яблочные пироги остывать на подоконники, пока их дети играли у разбрызгивателей, поливающих пышные зеленые газоны. Они не знали даже половины того, кем мы были на самом деле. До какой степени мы были чужими. Что бы они все тогда сказали?
Нет. Беги. Прочь.
Мы должны были.
Но Истон все еще улыбался. Он выглядел смертельно усталым, с похмелья, но непомерно счастливым. Он наклонил голову, его улыбка стала шире.
— Думаю, тебе стоит кое-что посмотреть.
Движение боковым зрением заставило меня повернуть голову в сторону дверного проема, где остановились Бетти, Берт и Крикет.
— Перед вечеринкой ребята из пожарной части спросили, не пойду ли я с ними на городское собрание. Я не хотел, но… они вроде как настояли. Я надел бейсболку и спрятался позади. — Он сделал паузу. — Это было… ну, это было, мягко говоря, интересно. — Мои брови нахмурились, когда он ухмыльнулся. — Пойдем со мной.
Он взял меня за локоть и повел к двери. Бетти тоже взяла меня под руку, пока мы следовали за всей компанией вниз по лестнице в кабинет. Крикет буквально толкнула меня в кресло за столом и включила видео. Я узнала ту же комнату, в которой была несколько дней назад на городском собрании.
— Это… ну… — начала Бетти, наклоняясь вперед, чтобы нажать «Воспроизведение», но остановилась, наморщив лоб, как это бывало, когда она забывала слова.
— Поразительно, — сказал Берт.
— Нет… Нет, не совсем.
— Замечательно.
Бетти нахмурилась еще сильнее.
— Невероятно.
Она усмехнулась.
— Невероятно! Да! Да, это так. О, подожди, пока не увидишь. — И затем она нажала на воспроизведение, когда Трэвис, выглядевший не выспавшимся и двигающийся скованно, вышел на сцену. Он выглядел несчастным… и напуганным. Я наклонилась ближе, мое сердце бешено колотилось, и я едва уловила тихий звук закрывшейся двери, когда осталась одна.
Я сидела в том кресле и наблюдала за всем этим, мои эмоции дико метались от одной крайности к другой. В конце я откинулась на спинку кресла, слезы текли по моему лицу.
Затем дрожащими пальцами я запустила видео заново, желая услышать, как он скажет это снова.
«Я предвзят, потому что влюблен в Хейвен Торрес. Глубоко, несчастно, беззаветно влюблен в нее».
И что он сделал, чтобы подтвердить эти слова. Он поставил на кон все… ради нас. Никто никогда не делал этого. Никто.
Я встала, распахивая дверь. Бетти, Берт, Крикет и Истон все ждали снаружи.
— О мой Бог. — Казалось, больше нечего было сказать.
— Мы так и думали, что ты это скажешь, — сказала Бетти, ее улыбка была такой же мягкой, как ее сердце.
О мой Боже.
— Город все еще говорит об этом, — заметила Крикет. — Полагаю, они будут говорить об этом еще долгое время. Большинство людей не расходились по домам до предрассветных часов. Из того, что мы слышим, семьи воссоединились, дружеские отношения наладились, совесть очистилась, прощение и раскаяние распространились повсюду. Пелион сегодня утром стал еще красивее. — Бетти улыбнулась. — Крикет и меня даже пригласили присоединиться к группе по связям с общественностью. Она была переименована в Гражданский совет имени Боба Смитермана. Хотя его миссия была кардинально…
— Изменена, — подсказал Берт.
— Да. Да, так и есть. Изменена, — подчеркнула она.
Боб Смитерман… мертвый кот. Я вспомнила, в чем только что исповедовалась Крикет на собрании.
Бедный Боб Смитерман. И бедная Бетти. Бедная Крикет.
Я слегка покачала головой. Но все это… с этим придется подождать.
— Я… Я не знаю, что сказать.
Нужно было многое сказать.
— Не думаю, что сейчас время для разговоров. По крайней мере,
