конце прошлого боя ему слегка удружили топором по колену, да видно слабо удружили. В перерыве ему успели на ногу накинуть тугую повязку. Ушлый боец. Хотя он и потерял в подвижности, но Дертин никак не мог его достать. Наш здоровяк гонял его по всему Парапету, да все без толку. Тот сначала уворачивался, а потом раз за разом начал доставать Дертина своей сабелькой. Кровищи с него натекло – жуть. Дертин только в правое плечо схлопотал три отметины. А потом такое случилось, скажу я вам, – рассказчик взял драматическую паузу, которую никто не оценил, потому что со всех сторон послышались крики, чтобы он не томил народ.
– В общем, Дертин от души маханул молотом, а боец Фоллса поднырнул под его руки и одним движением вспорол нашему парню брюшину! – выпалил рассказчик единым махом. – Разрез был не меньше локтя! Даже с моего седьмого ряда я увидел кишки!
Риордан уронил голову. Вот и конец. Так думали и остальные, потому что кто-то сразу предложил выпить за бессмертную душу Дертина, люди потянулись к кубкам, но были остановлены обиженным возгласом рассказчика:
– Да погодите вы его хоронить! Живот ему распороли, но Дертин и не думал падать. Зажал брюхо левой рукой, а правой перехватил молот и снова попер на противника. Что на трибунах творилось – не описать! Даже короли с мест повскакали!
Риордан знал про исключительный болевой порог Дертина. Его по прибытию в Школу по этому поводу осматривал доктор Пайрам, но ничего не нашел. Просто такая особенность организма. Очень ценная для поединщика. И ее удалось сохранить втайне от Фоллса.
– Их парень с саблей попятился. Еще бы не попятится – на тебя надвигается живой труп. Тем более, что на выходе из выпада в живот, Дертин все-таки слегка достал его в ключицу. А боевой молот Спарка – дело такое. Любое касание, считай, что перелом. Так у поединщика Фоллса оказалась и нога повреждена, и одна рука повисла, а еще Дертин перед носом машет своей стальной игрушкой. И парнишка дрогнул. Сплоховал. Вновь пытался пронырнуть под ударом, но не рассчитал и заработал молотом прямо в грудину. Ребра треснули и выперли наружу. Но и его сабля рассекла Дертину правое плечо. Рука болталась на одной кости. И такая вот сложилась ситуация – боец Фоллса свалился, но еще дышит, а Дертин уже без молота сидит на одном колене и держит на ладони свой распоротый живот. Народ зашелся в крике. Некоторые говорят даже слегка умом поехали от такого зрелища. Бой был прекращен обоюдным решением Мастеров Войны. Поединщиков утащили в госпиталь. Герольд вышел и объявил, что пока оба живы.
Рассказчик окончил свой монолог и надолго припал к кувшину с вином. Потом отдувался, всем своим видом показывая, какое жуткое воздействие на него произвела эта схватка.
– Да-а-а, – протянул здоровяк с вывороченной губой. – За такое зрелище господа и платят свои денежки. А что насчет последнего поединка на сегодня?
– Тут особо и рассказывать нечего. Наш Кавалер оказался не чета их Тарантулу. Минуты не прошло, как поединщик Фоллса начисто отсек нашему парню правую руку. Биккарт выкинул синий флаг. Так что после первого дня войны Фоллса выигрывает у нас одного бойца. Впереди самое интересное.
Риордан еще какое-то время оставался среди толпы гуляк. Его точка уступила осторожной радости, что у Дертина есть шанс выжить. Овергор на весь мир знаменит своими лекарями. Они способны творить чудеса, и здоровье поединщика самая благодатная почва для такого рода подвигов.
Наконец, когда солнце уже перекатилось через зенит, он вдруг вспомнил, что у него самого сегодня может состояться поединок всей жизни. Он поднялся на ноги, пытаясь стряхнуть с себя хмельное головокружение.
– Войтан. Улица Пчелиная, дом восемнадцать. После пяти вечера.
Стараясь ступать твердо, Риордан направился в сторону Серебряных ворот – главного входа в Овергор. Им овладело состояние, близкое к фатализму. А может быть в этом и есть высшая справедливость, если ему суждено погибнуть от руки Войтана? Или убить его. Перекатывая эти мысли в голове, Риордан не испытывал никаких чувств. Ему было все равно.
Глава 13. Жизнь Войтана
Имя его отца было Рекуэльт, что на ильсингарском наречии означало "божья милость". Отец часто трактовал это выражение, как отметину судьбы. Дескать Боги выделяют того, кому предстоит особый путь. И тут главное – понять, каково твое предназначение и исполнить божественную волю, ибо в противном случае на тебя падет немилосердная кара. Войтан в этом был полностью согласен с отцом. Человек, который плюет на свою судьбу достоин самого жестокого наказания.
Их семейство считалось одним из самых влиятельных в Ильсингаре. И одним из самых богатых. Им принадлежали обширные земли на юго-востоке княжества. По склонам их холмов бродили многотысячные отары знаменитых гладкокожих овец, мясо которых превозносилось гурманами, их виноградники ежегодно давали богатый урожай, их винодельни поставляли изысканное вино в далекие страны.
Рекуэльт многого добился, как промышленник и землевладелец, но не совершил в своей жизни ничего выдающегося. Такого, что сразу даст ответ на "божью милость", которая заключалась в его появлении на свет. Он верил в свое особое предназначение, но проходили годы, солнце его жизни уже понемногу клонилось к горизонту, а он до сих пор не умилостивил Богов великим деянием. Более того, он даже не понимал, что призван свершить. Это томило и мучило Рекуэльта.
Как и многие мужчины, он был страстным поклонником войн и даже учредил ряд призов для поединщиков. Их так и называли – кубки Рекуэльта. Но надо же такому случиться – Ильсингар разгромно проиграл кампанию Овергору, и вся боевая десятка княжества погибла. Страна месяц носила траур по своим лучшим сынам. Заменить их оказалось некем. Князь-правитель своим приказом распустил Школу поединщиков. Умный и тонкий политик, он понимал, что за одним поражением последуют другие и не хотел, чтобы История связала эти темные для княжества времена с его именем.
В этот момент Рекуэльт наконец-то осознал, зачем появился на свет и к чему были эти годы, потраченные на поиски своей судьбы. Он – тот, кто возродит Ильсингар, вернет его на дорогу Доблести и Славы. А когда жена после трех дочерей родила ему в этот год сына, то понимание Рекуэльта превратилось в кристалл незыблемой веры. Ему не суждено самому стать великим человеком. Но он воспитает того, кто им станет. Кем суждено стать его сыну
