— Что и говорить, голос принадлежит Гоуэну, — признал инспектор.
— Похоже, — заметил Паркер, подавляя смешок, — что вас несколько сбило с толку отсутствие бороды и усов. Мистер Гоуэн, пожалуйста, наденьте шляпу и обмотайте шарфом шею с подбородком. Ну, как теперь?
Инспектор с ужасом смотрел на мистические метаморфозы.
— Господи! — только и смог вымолвить он. — Вы правы, сэр, а я ошибался. Прошу простить меня, сэр, но я не мог даже представить…
Инспектор медленно обошел вокруг задержанного, пристально вглядываясь в него и все еще не веря своим глазам.
— Если вы уже закончили прикидываться ослом, Макферсон, — проскрипел Гоуэн, — я расскажу вам, что со мной произошло и поскорее уберусь отсюда. У меня найдется, чем заняться, кроме как провести жизнь, сидя в полицейском Участке в окружении придурков.
— Ну, это уж как получится, — процедил инспектор. Он никогда бы не позволил себе разговаривать в таком тоне с Великим-Гоуэном-из-Керкубри, но к этому неряшливому оборванцу у него не возникало ни малейшего почтения. — Вы вставили нам массу хлопот, мистер Гоуэн, а ваши слуги предстанут перед прокурором за препятствование полиции при исполнении обязанностей. Я нахожусь здесь, дабы услышать официальное признание, и мой долг предупредить вас…
Гоуэн злобно махнул рукой, а Паркер меланхолично сообщил;
— Его уже предупредили, инспектор.
— Отлично, — сказал Макферсон, к которому вновь вернулась самоуверенность. — Итак, мистер Гоуэн, прошу сообщить, где и когда вы в последний раз видели ныне покойного мистера Кэмпбелла и почему, изменив внешность, бежали и Шотландии?
— Хорошо, я все расскажу, — раздраженно сказал Гоуэн, — хотя и сомневаюсь, что вы в состоянии держать язык за зубами. Я ловил рыбу в верховье реки Флит….
— Минуточку, мистер Гоуэн. Вы говорите о событиях понедельника, не так ли?
— Разумеется. Я немного порыбачил в верховье Флит и выехал на машине обратно из Гейтхауса в Керкубри где-то без четверти десять вечера. Все было в порядке до появления автомобиля этого чертова идиота Кэмпбелла на двойном повороте сразу после пересечения дороги на Керкубри с главной дорогой из Касл-Дугласа в Гейтхаус. Не знаю, о чем думал этот человек, поставив свой тарантас поперек шоссе, но я чуть не врезался в него. К счастью, это случилось не на самом опасном участке, иначе нам не удалось бы избежать жуткой аварии. Машина Кэмпбелла стояла на второй половине поворота, где изгиб не такой крутой. С двух сторон от дороги там местами осевшая каменная кладка.
Инспектор Макферсон кивнул, и Гоуэн продолжил свой рассказ:
— Я попросил его отодвинуть машину, но результата так и не дождался. Он явно выпил лишнего и пребывал в отвратительном расположении духа. Извините, я понимаю, что Кэмпбелл мертв, а о мертвых или хорошо, или ничего, но все знают, что он был порядочной свиньей, а в ту ночь превзошел самого себя. Он вылез из машины и направился ко мне, крича, что у него руки чешутся задать кому-нибудь хорошую трепку и раз уж я сам напросился, то меня-то и следует проучить. Ругаясь последними словами, Кэмпбелл полез в мой автомобиль. До сих пор не могу понять, что его настолько вывело из себя. Я ничем не провоцировал нападение — всего лишь предложил развернуть его чертой машину.
Гоуэн немного помолчал в нерешительности.
— Хотелось бы, чтобы меня правильно поняли, — продолжил наконец он. — Этот человек был пьян, угрожал мне и в тот момент производил впечатление абсолютно сумасшедшего. Огромный детина наступал на меня, и я, находясь за рулем, можно сказать, оказался в западне. Я инстинктивно схватил тяжелый гаечный ключ «Кинг Дик», который всегда лежит в бардачке. У меня и в мыслях не было им воспользоваться — только пригрозить.
— Этот ключ? — уточнил Макферсон, доставая инструмент из кармана куртки.
— Похож, — кивнул Гоуэн. — Не могу утверждать, что отличу один от другого, подобно пастуху, различающему каждую из овец в стаде, но в любом случае тот ключ был очень похож на ваш. Где его нашли?
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Гоуэн.
— Вы очень любезны. Кэмпбелл как-то умудрился открыть дверь… Ну не мог же я на самом деле оставаться сидеть, ожидая той минуты, когда он сделает из меня отбивную? Дернув ручку, я откинул спинку сиденья, сжимая в кулаке гаечный ключ. Кэмпбелл замахнулся, но я нанес ему встречный удар этим самым ключом. Попал по скуле, хотя, кажется, не очень сильно — он почти успел увернулся. Полагаю все же, что отметина на его физиономии осталась, — самодовольно добавил художник.
— Так и есть, — сурово заметил Макферсон.
— Должен признаться, что нисколько об этом не сожалею. Я выпрыгнул из машины и бросился прямо к нему. Кэмпбелл схватил меня за ноги, и, сцепившись, мы оба вкатились на проезжую часть. Я изо всех сил отбивался вечным ключом, но Кэмпбелл был раза в три сильнее. Минуту спустя он схватил меня за горло, и я уж было решил, Что пришел мой смертный час. Думал, он задушит меня, честное слово! Я не мог даже закричать… Единственное, на что оставалось надеяться, — вдруг неподалеку кто-нибудь проедет. К моему полнейшему разочарованию, дорога осталась абсолютно пустой. Еще немного, и я бы задохнулся, Но тут Кэмпбелл ослабил хватку и уселся мне на грудь. Я попытался еще раз стукнуть его, но он выхватил у меня ключ и отшвырнул его прочь. Кстати, я не успел сбросить водительские перчатки, и они ужасно мешали мне во время драки.
— Ага! — воскликнул инспектор.
— Что ага?
— Это многое объясняет, не так ли? — спросил Паркер,
— Не понимаю вас.
— Не обращайте внимания, мистер Гоуэн, продолжайте
— Так вот… После этого… — чувствовалось, что художник приблизился к самой неприятной для него части рассказа. — Дело мое было плохо, — сконфуженно пробормотал он, — придушенный, полуоглушенный… В общем, можете себе представить. Каждую следующую попытку сопротивления Кэмпбелл нещадно карал ударом в лицо. А потом… мерзавец вытащил откуда-то маникюрные ножницы и… при этом все время обзывал меня самыми непристойными словами… короче, он взял ножницы…
В глазах инспектора блеснул огонек.
— Думаю, нетрудно догадаться, что произошло дальше, мистер Гоуэн, — прервал он рассказчика. — По обе стороны дороги мы нашли клочья черных волос.
— Скотина! Не удовлетворившись бородой, он срезал усы, брови — все! Что было потом, не помню… Последний удар лишил меня сознания.
Гоуэн осторожно ощупал челюсть, помолчал и нехотя продолжил:
— Когда я пришел в чувство, выяснилось, что я нахожусь на какой-то поросшей травой тропинке в собственной машине. Поначалу я даже не сообразил, где оказался, но потом понял, что Кэмпбелл просто отогнал автомобиль на обочину, подальше от основной дороги. Там еще были такие странные железные ворота. Вероятно, вы уже нашли это место?
— Да.
— Я был в жутком состоянии… Все тело ломило, как будто меня переехал паровой каток. Кроме того, как можно показаться в Керкубри в таком виде? Я абсолютно не представлял, что делать дальше, но надо было что-то предпринимать. Поплотнее натянув шляпу и обмотавшись шарфом так, чтобы прикрыть нижнюю часть лица, я тронулся в путь. Я чувство себя совершенно разбитым и с трудом держал руль, но, к счастью, дорога оказалась практически пустой. Худо-бедно где-то четверть одиннадцатого я все же добрался до дома. Хэлкок показал себя молодцом. Конечно, мне пришлось ему все рассказать, и он придумал, как поступить. Проведя меня наверх так, чтобы я не встретился ни с его женой, ни со служанкой, и, уложив в постель, он обработал порезы и кровоподтеки, приготовил горячую ванну и предложил представить дело таким образом, будто бы я уехал в Карлайл. Сначала мы хотели объявить всем, что я заболел, но инсценировка недомогания стала бы слишком хлопотной — знаете, все эти посетители, суета… К тому же нам пришлось бы пригласить доктора и приплатить ему за молчание. Поэтому той ночью мы решили притвориться, что я отправился в Карлайл из Дамфриса на поезде одиннадцать ноль восемь. Разумеется, мы и предположить не могли предстоящее расследование. Шофер также был посвящен в тайну, однако мы подумали, что служанке ее лучше не доверять. Она совершенно не умеет держать язык за зубами. Нам повезло, в тот вечер Элизабет взяла выходной и не узнала, в котором часу я вернулся домой. Единственным человеком, кроме нас, который был в курсе произошедшего, оставался Кэмпбелл. Безусловно, он мог запросто разоблачить обман, но поделать с этим мы ничего не могли. Оставалось лишь надеяться, что, когда мерзавец протрезвеет, он поймет угрожающее положение, в которое себя поставил, и не станет болтать языком. Обвинение в нападении — это ведь не шутка, не правда ли?
