нами могло было бы быть намного проще, не окажись у Таи такого тяжелого прошлого…
Впрочем, чтобы там не думала моя пара, но я умел ценить преданность: несмотря на все разногласия между нами, она хотела, она беспокоилась о нашем ребенке — и за это я был готов на многое закрыть глаза. Ей, правда, придется так или иначе научиться жить в моей стае — и подчиняться мне, как своему Альфе и своей паре. Она, конечно же, рано или поздно полюбит жесткий секс, которого будет много… И научится жить по нашим законам.
Но я дам ей время привыкнуть ко мне и всему для неё новому — так много времени, что она и сама не заметит, как всё случится само собой.
Переложив голову Таис со своего плеча на подушку, я осторожно поднялся с кровати. Больше всего мне хотелось сегодня остаться здесь, рядом с ней — но дела требовали моего присутствия в Мадриде.
Поцеловав Таис в губы, я почти заставил себя покинуть её спальню — и выехать из поместья.
Настало время отблагодарить психолога, который работал с моей девочкой.
Натан, как мы и договаривались, ожидал меня в аэропорту Мадрида, в одном из приватных кабинетов, которые всегда к услугам для тех, кому это по карману.
Увидев меня, оборотень немедленно вскочил с кресла, склонив голову в знак подчинения.
— Добрый вечер, Альфа.
— Ты проделал хорошую работу, Натан, — довольно протянул я, кивая в сторону окна, откуда были видны самолеты.
— Второй слева борт — твой личный «бомбардир» — я бросил папку с документами на стол перед психологом, добавив: — Вместе с обширным поместьем в Ницце.
— Что????? — психолог изумлённо смотрел на меня. — Но это … это…
— Не волнуйся, расходы на обслуживание также будут покрываться автоматически, так что тебе не придется об этом волноваться.
— О, Альфа…
— Я слышал её мысли, — улыбнулся я. — Ты проделал хорошую работу.
Оборотень, как мне показалось, облегченно вздохнул.
— Ваша пара, Альфа — удивительная девушка. Она, правда, не привыкла жить в нашем мире…
— …но ей придется научиться это делать, не правда ли? — хмыкнул я. — Кстати, что с бетой? Почему ты его до сих пор не отвадил?
— Он для вас не опасен, — тут же ответил психолог. — Волчица не позволит Тае совершить ошибку.
— Уверен?
Натан кивнул.
— Человек Таи до сих пор боится мужчин, а волчица просто его не хочет. — Оборотень усмехнулся. — У парня нет шансов.
Натан так уверенно говорил об этом, что я сразу ему поверил.
Потому что если он ошибся… ему будет лучше самому, своими силами, превратиться в одичавшего.
Что, такой расклад меня более чем устраивал.
Посмотрев на часы, я подумал, что ещё успею до рассвета вернуться назад, в поместье Кирилла — и немного подремать рядом со своей женщиной.
— Последний вопрос, — спросил я, уже разворачиваясь к дверям. — Когда Таис будет готова вернуться вместе со мной во Францию?
— Всё зависит от физического состояния Таи, — честно признался оборотень. — Она почти готова… почти. Но её слабость вызывает тревогу за ребенка — и в этом состоянии женщине не захочется ничего менять.
Да, конечно же.
— Счастливого пути, — кивнул я оборотню, думая в тот момент только о своей паре. О её слабости… Даже психолог — и тот отметил, что Тая не слишком хорошо себя чувствует. Меня дико злило, что хвалёные баевские врачи не сделали ничего, чтобы облегчить беременность моей пары.
Заведя свой феррари, я помчался по ночным дорогам назад, в поместье Кирилла. И странное дело, чем дальше я удалялся от Мадрида, тем сильнее становилось чувство тревоги, которое постепенно вытесняло из меня злость и остальные чувства. А уже когда я подъехал к землям Наварры, встрепенулся мой зверь, требуя немедленно мчаться к своей самке.
В итоге, я не сдержался, и бросив машину где — то возле входа, полузверем помчался в комнаты Таис — откуда и шло дикое чувство тревоги.
Я не чувствовал — я знал, что происходит что — то нехорошее.
Ворвавшись в её спальню, я не увидел своей пары в кровати — зато услышал её стон. Таис громко стонала в туалетной комнате.
Мне хватило одного мгновения, чтобы оказаться там. Мою пару тошнило… тошнило её любимым хумусом, банановым кексом — всем тем, что она сумела так или иначе впихнуть в себя за ужином.
Подняв на меня заплаканное лицо, Тая испуганно призналась:
— Этьен, это продолжается уже несколько часов. Я боюсь! Я не знаю, насколько это опасно!
Тая
Всё началось внезапно. Посередине ночи мне вдруг стало так плохо, что я, едва проснувшись, бросилась со всех ног в туалет. Тошнота то подступала совсем близко, то сменялась оглушающей слабостью, из-за которой я даже не могла удержаться на ногах.
Кое — как побросав тяжелые полотенца на пол, я упала на них рядом с унитазом как раз перед очередными позывами тошноты. Голова кружилась, в ушах звенело, а тело болело так, будто по нему только что проехались асфальтоукладывающим катком.
В тот момент я решила, что это пищевое отравление, которое может сильно навредить моей дочке. В перерывах между спазмами я пыталась вернуться назад в спальню за телефоном или просто позвать на помощь… но я даже не смогла подняться на ноги.
Не знаю точно, сколько времени я провела в таком положении, в одиночестве, но когда в спальне появился Этьен, моё состояние уже было близко к отчаянию.
— Тая? — нахмурился он. — Что происходит?
— Это уже длится несколько часов, — простонала я, обнимая свой живот. — Этьен, я боюсь, что это может быть опасно!
Я глубоко вздохнула, чувствуя, что сейчас снова заплачу… и в этот момент меня подняли на руки и прижали к горячему мужскому телу.
Качая меня на руках, Этьен в то же время связался с Ильёй Романовичем, приказав ему немедленно явиться в мою спальню.
Пока мы ждали доктора, меня ещё пару раз прочистило — желчью вместе с небольшим содержимым ужина.
К тому времени, я уже почти потеряла сознание, и только чувствовала, как меня умывают и дают попить воды — а затем я уже услышала как Этьен по испански что — то грубо выговаривает подошедшим врачам.
— Альфа, что случилось? — услышала я встревоженный женский голос. Луна? Она тоже здесь?
Меня осторожно переложили на кровать, и Этьен срывающимся от тревоги голосом стал спрашивать, как я себя чувствую.
— Плохо. — ответила я по русски и тут же повторила на французском. — Очень плохо.
И тут же провалилась в темноту.
Мне снился какой — то странный сон: две
