коньяку, он, посмеиваясь про себя, старательно вылавливал теперь из тарелки кусочки маринованных грибов. Олег прекрасно понимал, что материалы, которые передал подполковнику Ирландец, вновь поразили англичан и американца своим объемом и конкретикой.
— Если бы меня не ознакомили с анализом и окончательными выводами экспертной группы, которая занималась материалами, доставленными в Лондон, — первым, как и положено по старшинству, пришел в себя Кемпбелл, — я опять впал бы в сомнения и пессимизм. Но дело в том, что мы с коллегами из агентурного отдела очень пристально вчитывались в этот документ. И поражались. Точно так же, как поражались только что, когда знакомились с содержимым вашего очередного пакета.
— А там действительно есть чему поражаться, господа, — сурово, глядя куда-то в пространство между плечами подполковника Кемпбелла и американца, проговорил Пеньковский. — Это вам не фальшивки от СС-Шрайбера, которые вы «порожняком» гоните через меня в Москву. В моих материалах все подлинно, все из-под грифа «совершенно секретно». Если хотите знать, в переданном вам пакете каждый документ, да что там, каждая бумажка — на расстрельную статью Уголовного кодекса Российской Федерации тянет. Вы хотя бы понимаете это?
— Стоп, господин Винн сообщил, что в ГРУ нашими материалами остались довольны. Да и в шифрограмме из России вы тоже подтвердили, что все в порядке. Так что не вижу повода для взвинчивания нервов.
— Конечно же в Москве довольны. Что им еще остается делать? И в ГРУ, и в госбезопасности, настолько шокированы цепной реакцией агентурных провалов, что им сейчас не до придирок. В «атмосфере ладана», которая царит сейчас в высоких шпионских коридорах Москвы, вдруг обнаруживается агент, который не только не отстукиваем из-за рубежа панической «SOS», но и привозит оттуда секретные материалы. В восприятии командования армейской разведки данный «феномен Пеньковского» дорогого стоит.
За столом вновь возникла небольшая заминка. Англосаксы явственно ощущали, что агент, который по идее обязан был бы втираться в доверие, убеждать в достоверности своих материалов и вообще чувствовать себя беглецом из «советской резервации», который пока еще только может мечтать, чтобы где-то здесь, на Западе, его приютили, вдруг начал ощущать своё превосходство. Пусть даже пока что сугубо профессиональное.
— Поймите нас правильно, полковник: объем нынешнего пакета документов тоже вызывает удивление, так что реакция наша вполне предсказуема. Кстати, — взглянул Кемпбелл на часы, — с минуты на минуту курьер посольства доставит ваш пакет вместе с дипломатической авиапочтой в Лондон. И я уверен, что оценка их тоже окажется вполне приемлемой.
— Подполковник прав: само появление такого количества материалов здесь, в Париже, представляет собой риск на грани безумия, — заметил капитан Брадов.
— Присоединяюсь к чувственным экзальтациям своих коллег, — обронил американец. — Хотя наша экспертная «камнедробилка» из Си-Ай-Си с выводами почему-то не торопится. Причем неясно, почему они, собственно, медлят.
— Мы, в ГРУ, тоже всегда считали, что до американцев, людей из-за океана, все доходит туго и с непростительным опозданием, — дерзко ухмыльнулся полковник, под непроизнесенный тост приподнимая вновь наполненную рюмку.
Он все еще оставался под впечатлением от «душевого романа» со Славянкой, и ему совершенно безразлично было, к каким там выводам приходят, знакомясь с его материалами, в Лондоне, в Вашингтоне или в Папуа Новой-Гвинее. Томно, грациозно отдаваясь ему в лондонском отеле «Маунтройял», Эльжбетта выдвинула только одно условие: никаких словесных сантиментов, ни слова о любви. Так вот, входя вместе с ним в душевую комнату отеля «Люксия», она выдвинула то же самое требование.
«В нашем возрасте, полковник, — напомнила она, — в любви следует объясняться самой любовью. И замусоленное словесное сюсюканье в такие минуты ни к чему».
Пожалуй, решил про себя полковник, она была права. Причем этот «глубокомысленный» вывод как-то сразу же затмил всякие иные экспертные выводы его иностранных коллег.
— В списке агентов, который вы предоставили нам в этот раз, более тридцати фамилий! — этим напоминанием Кемпбелл явно пытался замять неловкость, которая возникла в номере после резкого замечания Алекса.
— Существовал кто-либо еще, кто способен был сдавать вам вражескую агентуру в таких количествах?
— Нет, конечно. В то же время у моего шефа возникает вопрос: вы могли бы определить, хотя бы приблизительно, каковым окажется общее число советских агентов, которых вам удастся разоблачать?
— У вас, что, тоже существует пятилетний план, только связанный с количеством выловленных русских шпионов?
— Центр хотел бы иметь хоть какое-то представление о масштабе операции, которую придется развернуть еще до конца этого года, — терпеливо объяснил подполковник, стараясь не пикироваться с сотрудником Главного разведуправления.
— Точно ответить не могу. Несколько сотен наберется. Правда, значительное количество агентов работает под дипломатическим прикрытием. Но, как видите, я стараюсь выявлять и тех, кого дипломатический иммунитет спасти от ареста не сможет. Из этого следует, что они никак не могут быть подставными.
— Мы пришли к такому же выводу, поэтому ваши личные усилия в этом направлении мы ценим очень высоко, — заверил его Кемпбелл.
— То же самое мне хотелось бы сказать о ваших личных усилиях, подполковник. Во время прошлой нашей встречи вы обещали решить вопрос о том, чтобы в чине полковника я был зачислен в британскую армию.
— В Центре пообещали, что вы будете числиться офицером не только британской разведки, но и разведки США. Этот вопрос уже согласован.
«Еще бы ему не быть согласованным! — с ехидцей молвил про себя Пеньковский. — За такое количество разоблаченных агентов они согласны будут зачислить меня в штат всех разведок НАТО».
— Что ж, увидим, насколько он согласован. Что у нас дальше по программе?
— Если вы не против, агент Алекс, в течение того времени, которое вы проведете в Париже, нам хотелось бы обсудить несколько тем, которые возникли в ходе бесконтактного общения с вами в условиях Москвы. А заодно провести два-три инструктивных занятия по приему наших радиосообщений.
— Валяйте, парни, я — в вашем распоряжении.
* * *
Заключение экспертов по оценке информации, которую Пеньковский доставил в Париж, ему огласили только в день отлета. Вывод экспертной комиссии был предельно краток: «Информационные материалы представляют несомненный интерес. Некоторые из них уникальны. Список разоблаченных агентов просто-таки поражает, хотя и порождает массу вопросов по поводу работы у нашей, британской контрразведки».
— Ну, по поводу претензий к контрразведке — это наши внутренние вопросы, — поспешил объявить Кемпбелл. — Но уже сейчас настало время позаботиться о награждении вас одной из государственных наград Великобритании. Понятно, что награждение это должно происходить в режиме строжайшей секретности.
— Главное, издайте соответствующий указ, приказ, или как это у вас там называется. О самой процедуре награждения позаботитесь позже, когда моя миссия в Москве завершится, — посоветовал Алекс.
— Благоразумно.
Тогда же, буквально за два часа до отъезда
