Ты упал в обморок, и мы принесли тебя в Анину квартиру. Ты очнулся на следующий день, а через час стало известно, что у нас в подъезде порешили твоего деда.
– Потом я заново собрал банду. И мы убежали от полицейских, которые очень хотели с нами поговорить, – добавил Корби. – Здесь дело еще в том, что после смерти Андрея я стрелял в его убийц из пистолета, который украл у деда. С тех пор у меня проблемы с законом. Дед меня почти отмазал, но теперь его нет.
– Ты стрелял в его убийц? – спросил Комар. – Ты раньше ничего про это не говорил.
– Стрелял, – подтвердил Корби. – Мог задержать их и сдать в полицию, но испугался, что будут проблемы из-за пистолета деда, и отпустил.
Повисло молчание. Ара первым нарушил тишину.
– Корби, – сказал он, – хорошо, что ты все это сейчас рассказал, все вместе. Ты знаешь, что нам делать дальше?
– Нет, – честно ответил Корби.
Комар взял карточку Андрея и повертел ее в пальцах.
– Это типа все, что у вас есть? – спросил он.
– В каком смысле? – не понял Корби.
– Ты знаешь, кого, когда и как, – сказал Комар, – но не знаешь, кто и за что. Нормальная детективная ситуация. Я люблю детективы.
– Думаешь, мы можем найти преступников? – серьезно спросил Корби.
– Если это все, что у вас есть, то не можете, – сказал Комар. – Но если сложить это с другими составляющими, возможно, картинка сложится.
Он вернул карточку в центр светового круга.
– Ты говорил, его столкнули с крыши, – вспомнил Комар.
– Да, – подтвердил Корби.
– С какой? – спросил Комар.
– С крыши нашей школы, – ответил Ара, – а мы стояли внизу и все видели. Он бросил нам эту карточку. Я ее поймал.
– Еще он что-то кричал, – вспомнил Корби. – «Корби, ты должен…» – начал он, а закончить не успел.
– Это было позавчера, – прикинул Комар. – Выходной день. Лето. В школе не было ни души.
– Верно, – подтвердил Ара, – а ты умный. Но что это дает?
– В школе ни души, – повторил Комар. – Как он оказался на крыше?
Ара и Корби переглянулись.
– Это первый большой вопрос, – обозначил Комар.
– Понятия не имею, – признал Корби.
– Что вы вообще о нем знаете? – спросил Комар. – И что он делал и говорил в день своей смерти?
– С ним больше всего общался Ник, – сказал Ара, – но даже Ник общался с ним поверхностно.
– И еще, – добавил Комар, – какую часть происшедшего вы не видели? Я бы сказал, что это три маленьких вопроса, без которых не решить один большой.
– Мы видели все, кроме того, как он вошел в школу, – сказал Ара.
– Значит, вопрос о крыше равен вопросу о том, чего вы не видели, – ответил Комар. Он ухмыльнулся. – Приятно строить из себя сыщика.
Корби тяжело вздохнул. «Ник, – вдруг ясно осознал он, – все вопросы Комара как будто заданы ему. Он знакомый Андрея. Он управлял вертолетом, а значит, имел самый подробный обзор. И он единственный был у тела Андрея».
***
Корби ощутил укол тревоги. Он вспомнил, как Ник говорил про свою странную растерянность, забвение и даже безумие. Вдруг Андрей умирал медленно? Вдруг он договорил свою фразу насчет того, что Корби должен? Вдруг он сделал что-то, или при нем было что-то? Все это мог знать только Ник.
– Что-то Ника долго нет, – нервно заметил Корби.
– Это не так уж плохо, – ответил Комар. Внезапно его лицо изменило выражение. Корби проследил за его взглядом и увидел, что в дверях комнаты стоит охранник.
– Пиво вижу, а музыки не слышу, – сказал тот.
– Ударник в туалет вышел, – мигом нашелся Комар. – Сейчас вернется, и будем играть.
– Что ты мне лапшу вешаешь? – спросил громила. – Они вообще не музыканты, просто твои друганы со двора.
– Ничего подобного, – возмущенно заявил Комар.
– Тогда пусть сыграют, – сказал охранник.
Комар лихорадочно облизнул губы.
– Да вот он сейчас сыграет, – ответил он, кивая на Корби.
Корби встал из-за стола, но попытался выражением лица показать Комару, что это плохая идея.
– Вон на той, на черной, – невозмутимо продолжал Комар. – Она включена.
Громила фыркнул.
– Ты хоть знаешь, с какой стороны ее держать? – спросил он у Корби.
– Да, – с нервной усмешкой отшутился Корби, – пару раз в кино видел.
– У него особенный стиль, – сообщил Комар, – а руки неправильно ставят почти все. Я вот неправильно ставлю руки, и что?
Охранник ухмыльнулся.
– Если он три аккорда сыграет, я уйду, – заявил он. – Слово даю. Только он не сыграет. А ты, пока я на работе, сюда больше не войдешь.
Корби осторожно снял гитару с подставки. Гриф был теплым, а струны, наоборот, казались холодными и жесткими, пружинили под пальцами.
– Ремень через плечо перекинь, – ухмыляясь, подсказал охранник.
– Да за кого вы его держите? – воскликнул Комар. Корби отстраненно подумал, что за все эти годы у Комара не исчезла привычка идти до конца даже в самом безнадежном деле.
– Что, парень, пас? – спросил охранник.
Корби медлил. Он чувствовал вес гитары в своих руках, гладь ее лакированной поверхности. Он видел шнур, идущий вдоль стены к другому углу комнаты, где стояли черные блоки комбиков.
– Нет, – сказал Корби. Собственный голос показался ему странным и глухим. У него появилось чувство, что он падает навзничь. Ему даже пришлось сделать шаг назад. Но он не падал, а уверенно стоял на ногах. Он перекинул ремень гитары через голову и поставил руки на струны. Улыбка охранника застыла, а потом начала таять.
Ремень гитары был широким и потертым, удобно лежал на плече. Корби тронул струну и услышал, как у него за спиной загудел, завибрировал динамик комбика. Последнее, что он успел увидеть, было удивленное лицо Ары, повернувшегося к нему на своем стуле у стола. Потом темнота комнаты исчезла, и сквозь нее проступила другая темнота – темнота ночного неба.
Глава 26
Дом мрака
Корби оказался в безграничном пространстве расчерченной огнями темноты. Он стоял на сцене. Бесконечной линией она уходила налево и направо. Бесконечной линией тянулись софиты, холмики суфлерских рубок, ударные установки.
Бесконечной была и толпа зрителей. Люди стояли тихо: ни шороха, ни дыхания, ни слова. Их лица были неподвижны – ожившие маски, воплотившиеся мертвые монстры с рисунков на стенах клуба. Каждый и каждая могли бы стать песней. Все вместе они огромный черный клад. Откуда-то Корби помнил их, откуда-то знал.
Он почувствовал, как перебирает струны. Его охватил ужас. Не он двигал своей рукой, но он понимал, какую музыку играет. Он играл гипнотическую мелодию, которая вбирала в себя весь калейдоскоп страданий и смертей,
