Она шепчет, возвращаясь взглядом к Косте. Который продолжает жрать её глазами. Зачем-то жрать. Смотрит так, словно оторваться сил нет. Потом же отступает, присаживается на её рабочий стол, поворачивает голову, смотрит на Гаврилу…
— Поможешь? — спрашивает что-то невразумительное для Агаты. Дожидается, пока Гаврила плечами передернет, потом снова посмотрит на Агату…
— Если дама не против…
Вроде как вопрос обращен к ней, но из Агаты сейчас не может вылететь ни единый звук. Она поражена. Абсолютно. Она ничего не понимает. Она в шоке…
— Дама не против.
За неё отвечает Костя. Хлопает себя по бедрам, встает, открывает один из верхних ящиков стола.
Бесцеремонно достает папку со всеми её документами, вываливает, берет в руки айди-карту, крутит…
— Извини, что трубку не взял. Подумал, лучше лично поздороваемся. — Говорит будто бы Агате, но разглядывая пластик.
Потом снова переводит глаза на неё, тянется за ножницами, подносит к документу, начинает перерезать…
— Ты правда больной…
Улыбается, будто она сейчас признала его гением, продолжает, пока её документ не уничтожен. Отбрасывает образовавшиеся бессмысленные куски, достает из кармана очень похожий. Или такой же.
Подходит, протягивает…
— Изучи. Полезно.
И пусть Агата не хочет брать ничего из его рук, но у неё не особо-то с выбором. В её доме два беспредельщика. А она с детства знает: мордой в пол — значит мордой в пол. И только так ты можешь выжить.
Когда её — холодные — пальцы встретились с Костиными — горячими, Агата вздрогнула. Вскинула взгляд, поймала его ответный.
Всё такой же. Темный. Жадный. Опасный. Без берегов. Без тормозов.
Взяла в руки, посмотрела, зажмурилась сначала, потом ещё раз…
— Это что? — спросила не потому, что надеялась получить вразумительный ответ, а просто… Это напоминало какой-то глючный сон.
— Это твой документ, Замочек. Поздравляю, что ли…
У неё в руках айди-карта. С тем фото, которое она делала для Кости на права. С её именем, датой рождения, отчеством, только фамилия…
— Это не смешно, Костя. — Агата сказала тише, Костя улыбнулся шире. Ему, судя по всему, хоть немного, но смешно.
Во всяком случае, достаточно, чтобы бросить сначала Гавриле:
— Ты там вытащи, что может понадобиться на первое время. Потом докупим всё. На твоё усмотрение. Агата выберет. — Кивая на её шкаф. Следить, как Гаврила открывает, начинает снимать рандомные шмотки, бросает на кровать…
Потом снова перевести взгляд на неё.
— А кто шутит, Агата? — спросить уже серьезно, наклониться. Смотреть в глаза. Не давая отвести ответный взгляд.
И в Костином читается слишком много, чтобы Агате не стало совсем страшно. Там плещется бескомпромиссное безумие.
— Поздравляю, родная! Ты теперь Гордеева. Моя жена. Соберешься сама или тоже нужна помощь?
Агата слышала и улавливала боковым зрением, что на кровать продолжают лететь вешалки. Это должно бы возмущать, но она будто потеряла такую способность. Смотрела в глаза Кости, обычно такие голубые, сейчас они были практически черными. И сам он… В сто раз опасней, чем тот, с которым она позволяла себе…
— Я никуда не поеду. Ты не имеешь права… — Агата мотнула головой, цепляясь пальцами в постель. Так, будто это могло помочь, если…
Костя заметил это движение. Усмехнулся снова, вернулся к глазам.
— Надо было думать прежде, чем связываться со мной, Агата. Надо было хотя бы что-то обо мне узнать. Я давал тебе шанс. Ты им не воспользовалась. Тебе не понравилось, что я могу быть с другой? Отлично! Я решил проблему. Мне нужна была жена. Это теперь ты.
— Костя, ты… Ты не посмеешь…
Агата говорила, прекрасно понимая, что посмеет. Он всё посмеет, что захочет. Он уже посмел. Его губы растягиваются в улыбке, во взгляде появляется притворное тепло. То, от которого она холодеет сильнее.
И даже уже не важно, что какой-то Гаврила копошится в её шкафу. Важно другое — до неё постепенно начинает доходить масштаб катастрофы.
Костя это видит. Косте это нравится.
Она транслирует страх. Он его поглощает.
Она почему-то решила, что любой из них может закончить игру, когда посчитает нужным. А оказалось…
Это исключительная прерогатива Гордеева Константина Викторовича.
— Собирайся, Замочек. Пришло время посмотреть на жизнь снаружи.
И он ещё не наигрался.
Конец первой книги
