причина, по которой эти мелкие засранцы, — он мотнул головой в сторону гостиной, — выпытывали из меня мои любимые гребаные песни? — раздраженно рявкнул он.
Я ничего не могла поделать. Образ взбудораженных мальчиков-подростков, хотя и пытающихся притвориться крутыми, спрашивающих Зейна, его любимую песню, заставил меня расхохотаться. Запрокинуть голову назад и громко хохотать. Я почувствовала на талии руки Зейна, и он смотрел на меня, пока я, смеясь, устраивалась в его объятиях. Его бровь вопросительно поднялась, как бы спрашивая, что меня так рассмешило.
— Представляю, как ты говоришь им, что твоя любимая музыка — это песня трубы «Харлея», доносящаяся из-под тебя, — хихикнула я, задаваясь вопросом, любит ли вообще Зейн музыку. Мои мысли остановились на медленных проникновенных песнях, которые он время от времени играл с Лекси.
Руки на моей талии сжались.
— Единственный любимый звук, доносящийся из-под меня, это твой крик, когда я заставляю тебя кончать, дикая кошечка, — прорычал он мне в ухо. От его тона и щекотания бороды на моей щеке по телу пробежали мурашки до самого низа.
Я немного отстранилась.
— Ты не можешь так поступать, — упрекнула я. — Из-за тебя у меня все… покалывает, а в другой комнате несовершеннолетние. Несовершеннолетние, которых нельзя называть мелкими засранцами, — твердо закончила я.
— Они в группе с Лекси. Она сногсшибательная и чертовски смешная, а они подростки. Поэтому они мелкие засранцы, — полупрорычал он.
Я закатила глаза. Я была почти уверена, что Ной — гей, и я знала, что Лекси тоже так думала. Никто из других мальчиков ничего такого не подозревал, как и его мачо-отец. Так что об этом я бы не стала говорить Зейну. Двое других мальчиков меняли подружек как перчатки. К тому же, у Лекси был собственный мини-альфа бойфренд. Хотя и не такой мини физически.
— Ты забыл о Киллиане? — ласково спросила я. — Он бы избил любого из этих парней, если бы они даже посмотрели на его девушку неподобающе. Кроме того, давай не будем забывать, о твоих убийственных взглядах на них всякий раз, когда ваши пути пересекаются, — поддразнила я.
На самом деле меня впечатляло мужество подростков, которые все еще оставались в группе с Лекси, не смотря на убийственные взгляды не одного, а двух пугающих (почти) мачо.
— Киллиан, — пробормотал Зейн мне в шею. — Самый большой засранец из всех.
Я бы преуменьшила, сказав, что отношения между ними были напряженными. Удивительно, что Зейн не сидел на нашем крыльце в кресле-качалке с дробовиком на коленях каждый раз, когда приходил Киллиан. Что происходило часто. Почти два месяца были долгим сроком для подростковых отношений, и они только крепли. Не могу сказать, что мне это пришлось по душе, но вынуждена признать, мне неохотно нравился Киллиан и то, как он обращался с моим ребенком. С уважением. Словно она была для него всем. Кроме того, он каждый вечер привозил ее домой к комендантскому часу или раньше и отвозил в школу и обратно. Единственное, что меня беспокоило, — насколько это было серьезно для двух юных сердец.
— Ты еще не успокоился насчет Киллиана и своего отношения к нему в стиле «я тебя убью», — сказал я ему. — Ты ничего не изменишь.
Зейн сурово посмотрел на меня.
— Ладно, — задорно прощебетала я. — Переходим к следующей теме. Мальчики интересовались твоей любимой музыкой, потому что на следующей неделе группа выступит на вечеринке Гвен и Кейда, — сообщила я, надеясь отойти от опасных тем.
Гневное выражение, промелькнувшее на его лице, подсказало, что цели я не достигла.
— Какого хрена? — рявкнул он.
Я закатила глаза, вырвалась из его крепкой хватки и подошла к холодильнику за пивом для него. Зейн молча взял протянутую бутылку, выжидающе наблюдая за мной.
— Я не знаю, каких слов ты от меня ожидаешь. Гвен спросила. Я согласилась. Вот и все. — Я нахмурилась. — Тебе не кажется это хорошей идеей? Лекси там небезопасно или что-то в этом роде?
Зейн шагнул вперед.
— Для нее это самое безопасное гребаное место, — выпалил он.
Я расслабилась.
— Тогда, что за мина, чувачок? — Не то чтобы его привлекательное лицо часто отражало что-то, кроме грозного выражения.
На это он лишь покачал головой, уже привыкший к моим фразочкам. Он почти мне улыбнулся и крепко поцеловал.
— Эм, ладно, приближается дочь-подросток. Поосторожнее с языками, ребята, — окликнула нас Лекси.
Зейн тут же оторвался от моих губ. Но рук с талии не убрал.
Лекси ухмылялась нам обоим, ничуть не травмированная тем, что полностью обломала нам момент.
— Зейн, не мог бы ты помочь нам, посоветовав хотя бы одну подходящую байкерскую песню? — Она умоляюще посмотрела на него глазами лани. — Мальчики начинают психовать.
Мышца на челюсти Зейна дернулась, и я не смогла сдержаться и снова расхохоталась.
Булл
Он был счастлив. Другого слова и не подобрать. Булл был чертовски счастлив. После того, как Мия и Лекси оправились от потери двух важных людей в их жизни, их единственной семьи, они пришли в себя. Булла чертовски потрясла способность его девочек продолжать жить дальше, улыбаться, шутить, творить нелепые безумства, в то время как они все еще горевали о людях, которые, очевидно, являлись для них целым миром.
Ему никогда не забыть слова Мии, сказанные в тот день в машине. Слова, которые она говорила дочери, пытаясь успокоить ее сломленную душу. Они успокоили и Булла. Не полностью; это всегда будет походить на открытую рану, никак не заживающую должным образом, но в тот момент Мия направила солнечный свет на последний оставшийся темный уголок его души. В этот момент он любил ее даже больше, чем когда-либо. Он любил ее. Уже какое-то время. Но никогда бы не признался себе в этом. Не мог. Думал, что тем самым предаст ее, каким-то образом опозорит ее память. Теперь он знал, чертовски знал, что она хочет, чтобы он был счастлив. Чтобы обрел семью.
Его счастье никогда не будет таким, как у Кейда или Брока. Он просто не в силах с такой легкостью проявлять привязанность, как это удавалось его братьям. Уже нет. Он понимал, что Мия это ощущала, и это причиняло ей боль. Он сопротивлялся этому. Нет, боролся. Поэтому наедине изо всех сил старался показать ей, как много она для него значит. Как сильно она владеет его душой.
Но увидев ее и Лекси с братьями в клубе, так легко идущих по жизни, он почувствовал сомнения. Он гордился тем, что дал им то, чего им не хватало, чего не хватало Мии. Семью. Это пожирало его изнутри всякий
