тебе помочь, Виктор?
Стрэйк поймал на себе благодарный взгляд капитана, нашедшего наконец поддержку. Похоже, после боя с пиратами у них с Джери наступила эпоха молчаливого взаимопонимания.
Около шести вечера по корабельному стандарту Гардона вызвал Блохин.
– Я закончил с «Ви-Си», теперь – твоя очередь. Прошу, – сухо сказал Виктор, кивнув на диагностический комплекс «Сатурн». – У Васи запас прочности – будь здоров. Кстати, не забудь ему лично объявить, что с ним в качестве руководителя пойдет усовершенствованная модель. Скажем, «Ви-С-18».
– Хм. Один шанс из ста, что он меня не вычислит, но попробую.
Вечером Гардон полулежал в кресле медицинского отсека, лениво наблюдая за Виктором, сопоставлявшим полученные результаты.
– Если вернусь, выброшу «Сатурн» за борт собственноручно, – пообещал Рэд.
– Ну мы-то знаем, что «Сатурн» здесь ни при чем. Просто кое-кому…
– Заткнись.
– Лучше скажи, тебе ведь не нужен анабиоз? У «Ви-Си» предусмотрена программа резкого снижения жизненных функций.
– Нужен. Блохин выпрямился.
– С резьбы слетел? – осведомился он. – Если у биора отключить дыхание, кровообращение и затормозить мыслительные процессы с целью экономии энергии, он включится через заданное время. Для человека это клиническая смерть, которая без экстренной медицинской помощи плавно переходит в биологическую. Он включится, а ты превратишься в труп!
Гардон зевнул.
– Ты запрограммируй так, чтобы я включался через две минуты… или сколько там живет мозг в таких условиях?
– Нисколько!
– Тогда сделай три с половиной.
– На кой ляд оно тебе сдалось, Рэд!
– Сделай, – серьезно повторил капитан. – Только чтобы сама не активировалась. А применение я найду.
– Лучше не ищи. Вдруг что-то замкнет в момент реанимации?
– Не замкнет. – Гардон снова погрузился в ленивое созерцание цифр на дисплее.
– Тьфу! Иногда даже я отказываюсь тебя понимать, Рэд. Зачем я только спросил? Больше слова не пророню.
– Сомневаюсь я, если честно…
Рэд ушел спать, а Виктор до глубокой ночи просидел в лазарете. На следующий день он развернул операционную и нашпиговал Гардона имплантируемыми регуляторами основных функций организма. Нельзя сказать, что капитан перенес процедуру стоически. Лежа под манипуляторами, он ругался так, что запотели камеры слежения.
– Мне в вены влили «резиновый клей» сиреневого цвета! Под кожу и под ребра насовали больше десятка капсул, дисков и микрочипов. Ты хоть знаешь, что в них, коновал? – благоухая антисептиками, спросил взъерошенный Рэд, выбравшись к мониторам.
– Разумеется, – кивнул Блохин.
– Мне кажется, тебе все равно, что ремонтировать, – сказал капитан, одеваясь, – людей или технику…
– В инженеринге и медицине больше общего, чем тебе кажется. И знаешь, по идее, программу надо запускать сейчас, чтобы было время адаптироваться.
– Нет, – сказал Рэджинальд. – Я, конечно, люблю совершать подвиги, но не до такой степени. Поднимешь меня в пять утра – и включить, и проверить успеешь.
Капитан нашел Стрэйка и выложил ему суть разговора с Дэйвом прямо на мостике.
– Так что, если я не вернусь, ни под каким предлогом не посылай никого на поверхность, – сказал он первому пилоту, подивившемуся такой откровенности. – Блохина свяжешь, остальные поймут. Снимитесь с орбиты и уйдете. Без меня вас довольно скоро оставят в покое.
Стрэйк молча кивнул – за жизнь экипажа можно было не волноваться.
Когда Виктор активировал систему контроля функций, мир опрокинулся. У Гардона возникло ощущение, что он умер, и душа отделилась от тела, но в силу каких-то причин не может его покинуть. Он весь был чужим самому себе. Он словно завис над происходящим, не зная откуда пришел и куда идет. Казалось, еще немного – и свет померкнет, чувствительность исчезнет, и он застынет без всякой надежды сориентироваться хотя бы на ощупь, прижизненным памятником себе. И Рэд очень удивился, когда понял, что тело все-таки слушается его. И не просто слушается, а даже двигается с некоторым опережением, как будто кто-то другой угадывает его желания за мгновенье до того, как сам Рэд успевает их осознать.
– Ну и как? – допытывался Блохин.
– Попробуй на досуге – узнаешь, – пробормотал Рэджинальд, сбив дыхание.
– Не сопротивляйся, – посоветовал Виктор, – и сигареты мне отдай прямо сейчас.
Капитан тут же выложил пачку на стол и молча вышел в коридор.
– Запомни, когда ты «включен», тонус мышц немного повышен, – говорил Блохин, шагая рядом, – что должно, в принципе, компенсироваться максимальной рациональностью нагрузки. Не ешь – у тебя установлена система клеточного питания. На всякий случай, еще и допинг. Но он, как обычно, в инжекторе скафандра. С пульта на левом предплечье запускается программа анабиоза. Так что лучше его не трогай. В скафандре «Ви-Си» на этом месте фальш-панель.
– Хорошо, я запомнил.
– И еще. Я не знаю точно, как долго обмен веществ, выведенный на новый уровень, будет сбалансирован. Запас аккумуляторов около трех суток.
– Я понял.
– Рэд, постой. Постарайся там не задерживаться, знаешь еще почему?
– Почему?
– У тебя перегружены все нервные проводники, не забывай. Если для больного параличом подобное оборудование – возможность вновь обрести движение, для тебя – последствия непредсказуемы. Нервная система самая капризная… Вроде все. – Блохин остановился и неловко переступил с ноги на ногу. – Биороботов не провожают. И раз уж ты у нас по легенде…
– Я свяжусь с вами сразу же. До свидания, Виктор.
Рэджинальд влез в скафандр и пошел к планетолету. Поскольку сам он уже давно забыл, что такое полуавтоматический спуск согласно нормам Департамента, управление пришлось отдать «Ви-Си» прямо на старте. Рэд занял место второго пилота и отвернулся. Сейчас он отдал бы все на свете, чтобы рядом за штурвалом сидел Стрэйк.
Планетолет снижался, продавливая разноцветные подушки облаков. Лохматые ватные комья плавали во всех направлениях вопреки всем законам физики и аэродинамики, сопровождая малый бортовой звездолет почти до самой поверхности. Последнее облачко, не спеша, взмыло вверх, когда уже начал разворачиваться трап.
– «Так вот какая ты без маски», – сказал про себя Рэд, обращаясь к планете, обозначавшейся в звездных картах как «Л-80».
Нет, Л-80 так и осталась загадочной планетой миражей. Пропала только та их часть, которая предназначалась для людей. Никакого тумана, никаких «почетных караулов» из невиданных зверей – ясная погода и видимость до самого горизонта. Вся поверхность как будто дышала. Медленно двигались горные вершины, отражаясь в лохматых облаках. Несуществующие лесные массивы переползали от одного островка настоящей растительности к другому, воспринимая и копируя на ходу их форму. Неуловимо меняли изгибы гигантские трещины на равнинах. Желтоватые изломы ледяных глыб крошились об острые зубья скал, стекая по ним в долины, поднимая фонтаны замороженных брызг, зависавших на несколько секунд и медленно исчезавших.
Ориентируясь по сигналам маяков, разведчики шли сквозь полупрозрачные сталагмиты сводчатых пещер, по дну несуществующих океанов, по потокам магмы, извергавшейся из вулканов, которых никогда не было.
