Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
секиру. Волоконце несытой мужской похоти расшиблось о его ярость, отскочило, ошпаренное. Павагу даже качнуло.
– Вона ты как, – протянул плотник с усмешкой.
А ведь молодец хоть куда. Тугие кудри светло-русой волной. Сам ражий, плечистый. Такому цены нет, когда стенка на стенку.
– Ага, – сказал Светел. «Вот и поздравствовались, ватажок…»
«Каково-то распрощаемся…» – тоже без слов ответил Павага. Поклонился божнице, хмыкнул, ушёл.
Когда витязи остались одни, Крагуяр спросил неожиданно зло:
– Почему я так не могу?
– Как?
– Ты его взглядом в дверь вымел. А я – кулаком грозить вхолостую… курам на смех…
– Всё ты можешь, – сказал Светел. – Вот в силу войдёшь…
– И что? Царский дар пробудится?
Светел, с детства приученный избегать таких разговоров, хмуро отмолвил:
– Рождение нам свыше даётся, зато после сами живём.
– Вольно тебе говорить.
– Сидел бы тут дядя Сеггар, Павага бы во двор войти не посмел. А старый Сенхан всю жизнь рыбу ловил.
У Крагуяра вспухли на провалившихся щеках желваки, он прикрыл глаза, отвернулся, опять намертво замолчал. Сидела в его душе боль, одним увечьем не объяснимая. И как помочь другу, Светел не знал.
Прибытие Окаянного
– А ещё у нас в Уркарахе чудо живёт, – измеряя предгорную дорогу, рассказывал посланник Югвейн. – Крепость моего господина стоит у края бедовников, безжизненных и суровых, но рядом болота, не пожелавшие замерзать. Ветры подхватывают их дыхание и несут к облакам. У нас нет зеленца, пар взвивается кипящей стеной, мы зовём её Дымной.
– В чём же чудо? – спросил Сиге Окаянный. – Я подобное и в других местах видел.
Дорога лезла вверх, из морозной мглы впереди всё отчётливей проступал островерхий хребет. Стены широкого ущелья медленно сдвигались. Завтра путь крутыми локтями устремится вверх, к единственному перевалу.
– В том удивление, – сказал Югвейн, – что болота питаются от горячих ручьёв, рождённых под снеговой тощей. Как возможен такой исток, не ведомо никому. Русла, проточенные во льду, тесны и извилисты, человеку не пробраться туда. Самый сильный поток греет дом господина. Его верховья сокрыты, но людям кажется, что там прекраснейшая пещера, обитель духов земли.
– Хорошая баснь, – похвалил Сиге, однако больше из вежливости.
Югвейн звал Окаянного прямо в гостеприимную крепость своего господина. Воевода отказался, лишь попросил:
– Место укажи, где просторно и ветер ставку не сдует.
Югвейн даже не стал спрашивать о причине. Не на авось к Окаянному подошёл, знал, кого нанимает. Знамя дружины осенял крыльями стремительный чегель. Стрелокрылый ловец, красой полёта превосходящий даже сапсана. Цари минувших времён, лакомые до соколиной потехи, сулили щедрую награду за чегеля, выношенного для охоты. Усердные помытчики едва напрочь не истребили породу. Чегелей ловили взрослыми, забирали из гнёзд… Исход был неизменно плачевен. Свирепые птицы отказывались не то что охотиться – даже на рукавицу лететь. Либо вырывались на волю, либо чахли и гибли. Если верить легенде, самым первым чегелем по воле Богов стал воин, чью верность вознаградило предательство. Югвейн знал: у каждого воеводы своя боль, правда и слава, тут ничто не случайно.
– Вот вход во владения моего господина, – сказал он Окаянному.
На крутизне перевала старинная дорога из рукотворного карниза обращалась норой, искусно выгрызенной в обрыве. По правую руку – сплошная скала, по левую – каменные столбы, подпиравшие кров. Входя, воины без нужды пригибались, голоса и шаги звучали неестественно гулко. Далеко внизу лежала почти невидимая долина. Беда разорвала твердь оврагом из тех, что слыли бездонными. Трещина походила на тонкогубый рот, растянутый в зловещей ухмылке. Прихоти ветра то открывали щель, то затягивали туманом. Влажный пар облизывал склон, клубился в узком проходе. Толстые капельники казались готовыми сомкнуться зубами.
– Гожее место для заслона, – одобрил Окаянный. – Много ли врагов угрожает твоему славному господину?
В правой рукавице кольнуло, словно предупреждая о чём-то. Ничтожной царапине, оставленной отворением крови, давно полагалось затянуться бесследно, так нет же. В ладони поселилась гадкая боль, ранка сочилась па́сокой, к пасоке присыхали шерстинки. Воевода тайком смачивал руку, отходя по нужде. Не помогало.
– Мой господин преуспел в искусстве жить мирно, – отвечал Югвейн. – Взяв под крыло ничтожный лесной народец, владыка уважил его стремление к уединённому житию. Он затворил тропы, ведущие в Уркарах, и с той поры отечески сберегает доставшийся край… мечтая однажды вручить его новому праведному царю. Он не уподобился трусливым вельможам, что бросили свои вотчины ради безопасности Выскирега. – Вздохнул, добавил: – Быть может, царевич Гайдияр, боярин Харавон и иные знатнейшие, некогда почтившие моего господина дружбой, за давностью лет успели позабыть его имя. Таков удел приверженных долгу, а не поиску милостей.
Окаянный молча кивнул. Впору было спросить, отчего Кайден до сих пор не послал о себе вестей ко двору, но воевода отмёл праздное любопытство. Он шёл заслонить ослепшего старика от предательства. Дела андархского почёта не занимали его.
Меж тем зловещий проход оказался не особенно длинным. Дружина с облегчением выбралась под серое небо. Все взгляды сразу устремились вперёд. Вдали, достигая туч, бурлила, мчалась на месте чудовищная волна.
Точно такая, как повествовал Югвейн, но одно дело россказни, а вот въяве…
Неволей вспомнились байки о тропах в один конец, о зачарованных теснинах, куда уходили и не возвращались санные поезда!
– Дымная Стена грозна с виду, но безобидна, – сказал Югвейн. – А вон там, за бедовником, крепость моего господина!
Его голос, полный радости возвращения, разметал морок. Окаяничи встряхнулись, обули кованые лапки, стали понемногу спускаться. Сиге щурил глаза, вглядываясь вперёд. Оплот невелик, но с виду надёжен. И поставлен с умом. Поглядеть ещё, что за люди в этих стенах. И что на самом деле творится вокруг…
– Я знаю, государь воевода, твои гордые пращуры закляли потомков от службы державе, – негромко продолжал Югвейн. – Прости мою вольность, но вы с моим господином точно два сокола, сбитые вихрями с рукавицы охотника. Один выбрал радости и труды неприкаянной жизни, второй же… Скоро ты узришь, какие лишения терпит мой господин, оставаясь отцом своим людям и верным стражем земле.
– Ты прав, таков путь верности, – отозвался воевода. Глянул через плечо на перевал, одетый клубящимся паром. – И да, если бы вам грозили извне, я бы непременно здесь поставил заслон.
В ладони снова кольнуло.
Вечер ушёл на устройство стоянки. Братскую ставку и снежную стену с наветренной стороны возвели без помех. Если за крепостью боярина Кайдена впрямь следили чужие, вид воинского знамени напрочь отбил у злодеев охоту высовываться. На другой день Сиге Окаянный с ближними витязями был зван к наймовщику на пир и знакомство.
Вблизи крепость гляделась ещё лучше, чем издали. Когда-то она стояла на островке; русло глубокой быстрой
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
