Книга Лексикон - Павел Олегович Марушкин

О'Рейли не возымели никакого эффекта — и тут на помощь неожиданно пришел Потап. Медведь ненадолго скрылся в недрах корабля — и появился уже с мандолиной. Кривые когти зверя запорхали по струнам, полилась мелодия — девушке она показалась смутно знакомой, хотя слова вспомнить не получалось. Доиграв до конца, Потап тут же завёл новый мотив, потом ещё и ещё — и движения призраков мало-помалу сделались осмысленными. Те, кто оправился быстрее, помогали подняться на ноги своим товарищам, что-то им говорили — по крайней мере, так казалось со стороны… А медведь всё играл и играл. Найденный на свалке, починенный на скорую руку инструмент выдавал такие пассажи, что это казалось волшебством — но волшебством добрым, домашним, не чета ужасающей магии Лексикона… Заметив взгляд Ласки, Потап подмигнул ей.

— Как паровичков-то наших музыка лечить, видала? Это им, вроде как нам водовки шкалик раздавить… Бодрит, понимашь!

— Вижу. Ты здорово играешь, Потап…

— А то! — невозмутимо согласился зверь. — Струмент, правда, хлипкий больно… Ну, да в умелых-то лапах и пень — балалайка… В Крымскую, знашь, как бывало? После артобстрелу лежат все в окопах, трясутся — особливо новобранцы… Со страху-то и сказиться недолго быват… Тут как раз балалаечку достанешь, сыграшь что-нибудь, оно и отпустит…

***

В одном из глубоких лондонских подвалов пришла в движение странная, похожая на гигантскую астролябию машина: выпуклая линза скользнула по орбитам-направляющим, описав дугу вокруг бронзового глобуса — и замерла. В перекрестии нитей оказался пустынный и ничем не примечательный участок Атлантики, приблизительно на три четверти пути между Европой и берегами Нового Света.

***

Выносить общество Легри было непросто. Командор Роберт Мак Дули клял настырного француза во все корки — разумеется, мысленно. А тот всё не унимался: расхаживал с важным видом, заложив руки за спину — и говорил, говорил, не переставая; сыпал нелепыми догадками и строил ещё более нелепые планы, не давая сосредоточиться… Наконец, командор решился на крайнюю меру. Курить на воздушных судах строго запрещалось — но Мак Дули изредка, пользуясь своим положением, пренебрегал этим правилом. Страсть к хорошему табаку являлась, пожалуй, единственной слабостью «железного Роберта» — и не было в команде «Немезис» человека, который позволил бы себе осудить командора. Спорран, традиционная поясная сумка, входившая в шотландский национальный костюм, служила отнюдь не только для красоты. Порывшись в ней, командор извлек на свет внушительную трубку и жестянку с табаком, неторопливо набил чашечку и чиркнул спичкой. Поплыл голубоватый дымок; Легри остановился на полуслове, потянул носом — и обернулся на командора.

— Боже милостивый, сэр Роберт! Что за… Что это вы курите?!

— Это? О, это латакия! — Мак Дули пыхнул трубкой и выпустил густой клуб дыма. — Предпочитаю сирийскую кипрской: богаче и мягче вкус…

— Отвратительный запах! — пробормотал Легри. — Словно горелое тряпьё…

— Великолепный табак! — возразил командор. — Истинный аромат Востока… Его коптят в дыму высушенного верблюжьего навоза, чтобы придать смеси особую пикантность1…

Легри издал утробный звук и рванулся прочь. Мак Дули невозмутимо затянулся и бросил взгляд на дежурного офицера. Лицо того покраснело от еле сдерживаемого хохота — дежурную шутку командора знали все, до последнего матроса, но от этого она не становилась менее забавной…

Скоро, однако, находившимся на мостике стало не до веселья. Бледный, с трясущимися руками пилот — жалкая тень того лётчика-аса, что покинул сорок минут назад палубу «Немезис», срывающимся голосом докладывал подробности постигшей их катастрофы. Командор молча смотрел на него… И не верил ни единому слову — просто не мог поверить; но экипажи ещё двух вернувшихся аэропланов подтвердили сказанное, слово в слово. Притихший Легри с беспокойством поглядывал на шотландца: отдай тот приказ прекратить погоню — не помогут ни верительные грамоты, ни угрозы, ни поддержка верного телохранителя… Да и что они смогут вдвоём против команды воздушного линкора… Фальконе, разумеется, будет только рад — предатель, отступник…

— Слушай мою команду! — грянул командор. — Всем службам — боевая готовность! Штурман, поднять «Немезис» на максимальную высоту! Машинное отделение — полный вперёд! Старшим офицерам явиться в штурманскую… — взгляд его остановился на Легри. — А теперь, сэр, я хочу знать всё о нашем противнике! Всё, о чём вы соизволили умолчать.

Воздушный линкор словно очнулся от безмятежной дрёмы. Загудело газовое пламя: длинные ряды горелок расцвели желто-голубыми опаляющими цветами. Забурлили котлы, пар рванулся в калориферную систему, а оттуда, дополнительно разогретый, под высоким давлением ударил в цилиндры, толкнув поршни двигателей. Многофутовые лопасти горизонтальных воздушных винтов дрогнули и пришли в движение. Одновременно стали уменьшаться в размерах исполинские секционные баллоны, поддерживающие с двух сторон корпус «Немезис». Лишний газ стравливался, и хитроумный внутренний каркас менял конфигурацию: секции вдвигались одна в другую, жесткие пластины оболочки сгибались в тех местах, где были соединены эластичными перемычками, подобно исполинскому оригами. Площадь парусности уменьшилась, упала и подъемная сила баллонов — эту роль взяли на себя горизонтальные пропеллеры. Расход топлива в боевом режиме, естественно, возрастал многократно — но линкор выигрывал в скорости и маневренности, становясь чем-то средним между обычным дирижаблем и летающими конструкциями «тяжелее воздуха». Техникам двигательного отсека приходилось нелегко. Им нужно было учитывать множество величин: изменяющийся при взлёте и посадке аэропланов вес корабля, плотность окружающего воздуха, температуру и влажность за бортом, направление ветра… Машинное отделение «Немезис» напоминало скорее лабораторию: стекло и полированная бронза множества циферблатов, усовершенствованные стационарные арифмометры, грифельные доски для записей, ажурные вентили, медные раструбы переговорных устройств — и выгравированные в металле таблицы плотностей и объемов, используемые для вычислений. За каждым маневром линкора стоял напряженный труд: воздухоплавание предъявляло к людям куда более высокие требования, чем мореплавание. Венцом технической мысли был крытый чёрным шеллаком куб размером с хороший платяной шкаф — миниатюрная счетная машина Бэббиджа, одна из двух. Другая находилась в штурманской и служила для навигационных расчетов; но сейчас вычислитель молчал — офицеры «Немезис» сосредоточенно разглядывали карту.

— …Как видите, джентльмены, задача нам предстоит непростая, — завершил вводную Мак Дули. — Рапорты пилотов вы все слышали, краткую информацию о том, кто нам противостоит — тоже. Прошу высказываться.

— Если верить мистеру Легри — не обижайтесь, сэр… То там, на корабле, мало что не сам сатана! — скептически усмехнулся один из офицеров.

— У вас есть иное объяснение краху нашей эскадрильи? — поднял бровь Мак Дули.

— Всё верно… — сипло произнёс француз и закашлялся. — Он и впрямь дьявол в человеческом обличье; и повелевает такими силами, которые не привидятся даже в самом страшном кошмаре…

— Но в остальном этот ваш Инкогнито — обычный человек? — уточнил командор. — Он ест, пьёт… Спит? Его можно убить?

— Да, разумеется… — Легри устало потёр