содействие в бракосочетании с двадцатилетней Нелли. В Конституции и в самом деле ничего не говорилось о предельном возрасте женихов, тем не менее ни собес, ни депутат не пожелали оказывать жениху-пенсионеру содействие. Тогда пенсионер отправился к врачу-эндокринологу и принес в загс справку:
«Податель сего, несмотря на преклонный возраст, обладает жизнедеятельностью человека сорока лет. Брак ему не противопоказан».
Коськов-Португалов добился своего.
Поздний брак не принес, однако, счастья жениху областного значения. Через месяц после свадьбы Коськов-Португалов, возвращаясь с арбатского сквера после затянувшейся партии в «козла», видит, как его молодая жена, прощаясь, целуется в дверях квартиры с неизвестным молодым человеком. Коськов-Португалов от обиды даже заплакал. А Нелли успокаивает его:
— У Манон Леско тоже были слабости, и кавалер де Грие прощал их ей.
Еще через месяц Нелли целовалась со своим любезным не только в отсутствие мужа, но и в его присутствии. Коськов-Португалов попробовал поучить жену ремешком, но разве старому, пусть даже вооруженному справкой врача-эндокринолога, одолеть молодую?
Что делать? Идти в собес, к депутату, просить их о помощи? Стыдно! И Коськов-Португалов бежит из собственного дома. Нелли стала жить одна в однокомнатной квартире. Четыре года назад она родила сына. За эти четыре года сын и четырех месяцев не прожил с матерью: то его из жалости приютит одна соседка, то другая.
Маме Нелли возиться с сыном некогда. Днем она спит, а вечером и ночью поет, танцует. Работник детской комнаты милиции спросил как-то сына Нелли Гусевой: «Кто твой папа?» (Может, удастся найти этого папу, заставить его взяться за воспитание ребенка?) И мальчик ответил:
— Мой папа — дядя Витя.
— Какой дядя Витя, директор гаража?
— Дядя Витя, директор гаража, был папой в прошлом году, а в этом мой папа — дядя Витя — работник речного пароходства.
Нелли Гусева трижды привлекалась к суду за аморальное поведение. Первый суд лишил ее родительских прав, второй предложил заняться общественно полезным трудом. И так как Нелли не пожелала внять добрым советам, третий суд выселил ее из Москвы.
Так бесславно закончилась карьера Манон Леско из Свердловска. Что же касается Милого друга из-под Курска, то он целый год занимался пополнением своего гардероба. Квартируя у вдовы, Милый друг за счет сбережений покойного директора магазина гастрономии и бакалеи сшил себе три пальто (зимнее, осеннее и летнее), пять костюмов (три темных и два светлых). В тон костюмам он приобрел дюжину сорочек (три москвошвеевских, три венгерских, три польских, три немецких). Вдова вела обновам поштучный учет. Она делала покупки, надеясь, что, как только будет оформлен развод с Сашей Ворониной, белозубый Костя женится на ней. А он женился на Гале Кишкиной. У Галиного папы трехкомнатная квартира и три десятка деловых знакомств. Милый друг надеется с помощью этих знакомств сделать карьеру, выгодно устроиться на железной дороге. Нет, не министром. Эта должность очень хлопотная. И не начальником дороги. У этих тоже много хлопот. Мечта Кости — стать директором вагон-ресторана. И он, конечно, станет им, и, конечно же, проворуется, и отправится вслед за Нелли в отдаленные районы Красноярского края.
Этот фельетон не о преступлении и наказании. Я пишу о подлости и доверчивости. И Костя и Нелли — люди весьма примитивные. С первого же взгляда, по первой же фразе каждому ясно, что перед ним прохвосты.
Разве Сашу Воронину, Сашину маму Марью Антоновну и почтенного Коськова-Португалова не предупреждали об этом? А они вместо того, чтобы сказать спасибо, стучали на работников загса и паспортисток кулаками. С непонятным упрямством они ходили, жаловались, добивались права сунуть голову в петлю, породниться с прохвостами. И вот породнились, покалечили себе жизнь: молодые в самом начале ее, а старики — на закате.
1964 г.
Персональный катафалк
У Василия Терентьевича Сошникова не было персональной машины, и это обстоятельство сильно угнетало его.
«Ну будь бы я заведующим гороно или начальником горпочтамта, — думал он, — было бы не так обидно. А то завкоммунхозом, хозяин чуть ли не всего города, и на тебе, ходи пешком или езди за пятак, как самый заурядный пассажир, на подведомственном тебе автобусе».
И хоть бы ездить на автобусе с самого начала. А то нет. Три года Василий Терентьевич пользовался лично к нему прикрепленной «Победой». Он привык к ее светло-кремовому цвету, к ее номеру «33-25», к тембру ее гудка. Машина стала частью самого Сошникова. Чем-то вроде руки или ноги. И вдруг полгода назад горсовет в целях экономии лишил Сошникова светло-кремовой «Победы», передав ее в парк общего разгона. Уж лучше бы Василию Терентьевичу лишиться руки.
Первым рассорился с ним брат Леня, потом стала дуться жена Клавдия Михайловна, точно он, Сошников, придумал этот самый режим экономии. Весь распорядок в доме пошел сикось-накось. К нему, главе дома, ни почтения, ни уважения. Все грубят, огрызаются.
— Нужно тебе куда-нибудь поехать, — сказал как-то жене Василий Терентьевич, — возьми такси.
— Такси? С какой стати, если у тебя в распоряжении весь автотранспорт города?
Весь? А что делать, если весь этот транспорт общественный, а не персональный? Снять с линии автобус? Сейчас же поднимется скандал. У каждого автобуса свой план пассажироперевозок.
«Может, воспользоваться услугами машины «Скорой помощи»? А что ж, это мысль», — подумал Василий Терентьевич и стал вызывать к подъезду «Скорую помощь».
Две недели все шло как будто бы нормально. Василий Терентьевич под вой аварийной сирены пересекал несколько раз в день город в различных направлениях. Но вот в начале третьей недели произошла неприятность. В приемный день с кем-то из посетителей горсовета случился сердечный припадок. Председатель звонит в «Скорую помощь»:
— Пришлите врача, машину.
А машины нет на месте. Брат Сошникова Леня еще с утра угнал ее в село за картошкой. И привез-то он всего полмешка. И вот за такую мелочь завкоммунхозом получил «на вид».
В общем, от услуг «Скорой помощи» Василию Терентьевичу пришлось отказаться. А как быть дальше? Неужто и в самом деле ходить на виду у всего города пешком?
— Вы не стесняйтесь, — сказал завгар, — звоните, вызывайте при надобности дядю Гришу.
Дядя Гриша был водителем автобуса. Но не обычного, а специального назначения В отличие от других машин кузов дяди-Гришиного автобуса был обведен черной траурной каймой.
— Дядю Гришу?
Василий Терентьевич хотел даже выругать завгара за такое издевательское предложение. А потом спохватился, подумал:
«А что ж, это идея. Город у нас небольшой, степной. Народ живет крепкий, здоровый. Дяде Грише приходится делать в день не больше одной-двух ездок. А в остальное время суток дяди-Гришина машина находится в простое. Но если дяде
