словно дрожь пробежала по «изваянию», и на сей раз его голос зазвучал резко:
— Неужто, возлюбленная жена, ты желаешь посмотреть на то, что я скрываю исключительно ради твоего блага?
— Дорогой муж, — ответила Йезада, — поскольку ты взял меня в жены и пригласил в свой шатер, я не сомневаюсь в том, что еще до рождения нового дня отдам вам невинность. Я предстану перед вами нагой, как Луна. И от вас я прошу лишь одного — чтобы вы открыли лицо. Неужели я не вправе просить об этом у своего господина и возлюбленного.
Последовала еще более длинная пауза.
— Дражайший супруг, — продолжала Йезада, — моя усопшая мать обладала даром предсказывать будущее. Она напророчила, что я получу богатство, но для этого придется выйти замуж за пришлого жениха. Я долго пыталась разгадать эту загадку, пока дочь моего отца и господина, с которой я схожа во всем, за исключением богатства и положения, не была помолвлена с пресловутым Колхашем, то есть с вами. И тогда, пользуясь унаследованными от матери чарами, я послала этой глупышке накануне свадьбы страшный сон и заставила ее бежать из дома. Я заняла ее место у брачного алтаря, и вот я здесь. Теперь вы видите, что я нисколько не боюсь вас и могу смело рассказать всю правду. Поэтому можете не сомневаться, что я не испугаюсь вашего обличья. Снимайте маску!
Истекла третья пауза, еще более длинная, чем две предшествующие.
Йезада, не получив ответа ни на свое признание, ни на просьбу, встала и решительно двинулась в глубь шатра. Огненная птица со смешком повернулась к ней спиной, однако фигура Колхаша не шелохнулась.
— Ну же! — Подойдя к «изваянию», Йезада подцепила край маски и сорвала ее с лица Колхаша.
Страшный крик сотряс шатер, и Йезада замерла с широко раскрытыми глазами.
На ковер скатилась голова Колхаша, ибо «изваяние» оказалось куклой, заводной игрушкой — в глазницах перекатывались стеклянные глаза, а из шеи торчали пучки искрящих проводов.
И по мере того, как истекала странная энергия из сломанного механизма, свет в шатре тускнел, краснел и наконец вовсе погас с тихим вздохом.
Вокруг наступила кромешная тьма. Йезада обнаружила, что стоит на траве под деревьями, а вокруг ни шатра, ни людей, ни лошадей, ни единого источника света. Одна среди ночного леса.
— Как ты наивна, Йезада,— раздался рядом отчетливый мелодичный голос.
Йезада резко обернулась и увидела, что она не одинока. Рядом на ветке восседала красновато-желтая, как далекая звезда, огненная птица.
— Что это значит? — воскликнула Йезада, стараясь держать себя в руках.
— Что Колхаш, который не является чародеем и все же владеет кое-какими волшебными способностями, не любит, когда его обводят вокруг пальца, — ответила птица и, раскинув крылья, вытянула шею в сторону Йезады. И в этом движении было что-то настолько грозное, что волна ужаса захлестнула девушку. Она скомкала в руке фату, развернулась и бросилась наутек, а отвратительный лес царапал и бил ее ветвями, цеплялся за ноги и валил навзничь; казалось, ночные джунгли ожили и терзают ее, и насмехаются над ней. Так она бежала до тех пор, пока земля не оборвалась под ногами. И она полетела вниз, в бездну, в ничто.
И, ударясь о твердь, уже не увидела восхода солнца, лучи которого вскоре окрасили небосвод, не увидела она и дня, прошедшего над лесом, и новых сумерек.
Йезада ничего не видела и не слышала, она лишилась способности чувствовать и думать, и даже видеть сны. Впрочем, возможно, ей снилось, что заросли, в которых она запуталась на дне бездны, тихо нашептывали: «Баю-бай, засыпай», а камень, о который она стукнулась головой, отвечал им: «Я прослежу за тем, чтобы она не просыпалась». А издалека доносился еще один голос, он повторял: «Колхаш не любит, когда его обводят вокруг пальца».
А затем наступила новая ночь — она пришла в лес, к Йезаде и ко всем живущим на Плоской Земле.
Глава 3. Вторая ночь: влюбленные встречаются и вступают в брак
ПОКА ЙЕЗАДА ВЕСЬ день спала волшебным мертвым сном на дне ямы, изможденная Марсина дремала поддеревом.
Она не чувствовала, как в разгар полуденной жары мимо нее прошла пятнистая рысь с детенышем, как они остановились и втянули ноздрями цветочный запах ее волос (Марсина уже сняла мужскую головную повязку). А потом, когда солнце клонилось к закату за резным лиственным шатром и золото полдня сменилось мягкой бирюзой, из леса вышел старый олень, чьи рога напоминали раскидистые ветви. Постояв мгновение, он посмотрел на Марсину и вновь бесшумно широким шагом двинулся прочь.
Марсина крепко спала в объятиях своего горя. Лишь раз она всплакнула во сне, и бабочка, порхавшая, как клочок цветной бумаги, осушила ее слезы.
С приближением ночи в огромном лесу становилось все темнее и прохладнее. Проходы между высокими древесными колоннами подергивались сумраком.
Марсина пробудилась. Она продрогла, но какое это имело значение? Где-то по диким тропам леса в веселую таверну возвращался Дер, уже позабывший о мальчике-беглеце. А в другом месте щипал траву осел, если еще не достался на ужин лесному хищнику. И Марсина снова залилась слезами, оплакивая забывчивость Дера и кончину осла. И вдруг ей послышался дивный звук, или она уловила необыкновенный аромат, а, может, что-то другое отвлекло ее… Как бы там ни было, больше она не плакала, а оглядывалась и прислушивалась.
В лесу стояла мертвая тишина, вокруг царила кромешная тьма, лишь призрачный звездный свет струился на вершины деревьев.
Марсина от страха не осмеливалась ни заговорить, ни шелохнуться.
Наконец тьма перед ней сгустилась и, отделившись от остального мрака, начала приближаться. Марсина от изумления и ужаса затаила дыхание.
Не далее чем в шаге от нее появилось странное бледное лицо. Не было никаких сомнений в том, что оно принадлежало юноше, но какому прекрасному! Лицо было обрамлено черными как смоль волосами, а угольки глаз, обращенные к Марсине, горели таким ярким огнем, что она не могла его вынести. Пронзительная истома заполнила ее. Она отшатнулась в сторону и уже готова была броситься наутек, но тут таинственное существо прикоснулось к ее руке. Длинные тонкие пальцы скользнули по щеке Марсины, и были они легче крыльев бабочки, и все же она всем телом ощутила его прикосновение. И это прикосновение словно исцелило ее от всех кошмаров человеческой жизни — от горя и разочарования, от страха и лицемерия. Оно сняло даже физическую боль. И поэтому, когда незнакомец
