и отчего так тревожно колотилось сердце. Будто упускала нечто очень важное. Сейчас, когда вокруг такое сонное утро, и практически нет людей. Почему возникло ощущение, что обязательно должно что-то произойти?
Вышла на улицу, и осмотрелась. Пожилой мужчина в черной кепке вошел в здание, миловидная девушка усаживалась автомобиль и уже спустя пару минут отъезжала от парковки. У здания остался лишь один темно-серый джип, но место водителя пустовало. Снова перевела взгляд на Тёма — Ларионов болтал по телефону, нахмурив брови, и на этом всё. Так же, с телефоном у уха, он вошел в «столовую». А я решила не терять времени.
Камера хранения располагалась совсем недалеко, и я направилась в ту сторону. Нет времени ждать, пока Ларионов наболтается с какой-то девицей. Хотя не спорю, его звонок и реакция на этот звонок не остались без моего внимания — Тём его не ждал.
Выходила я из здания со вскрытым конвертом в руках. Руки тряслись, сердце словно свихнувшееся билось, разрывая грудную клетку, и всё же, я не могла скрыть улыбку. Ноль совпадений. Этот мерзавец каким-то образом сумел проверить моё родство с Ларионовым. И результатом теста являлось спасительное ноль совпадений. Тогда какого черта?
По телу пронеслась новая волна тревоги.
«Надеюсь, ты недолго будешь его оплакивать. Хоть и дольше, чем меня».
Всплывшие так внезапно в памяти строчки из письма Крута заставили замереть на месте.
Ларионов в опасности. В опасности! Алекс ведь не просто так меня сюда затянул. Он понимал, что Артём будет со мной. Предполагал.
И этот звонок не давал покоя! Черт, черт.
Как на замедленной кинопленке я увидела Тёма, который направлялся ко мне с двумя стаканами в руках.
И именно тогда я её услышала.
Почувствовала.
Липкий страх сковал в одно мгновение, и я резко обернулась на дорогу.
Тёмная иномарка неслась по мокрой трассе в нашу сторону так быстро, что я едва поняла, что именно последует за этим.
— Лерка, — услышала крик Тёма, и только сейчас стало ясно, что авто несется прямо на меня, а не на Ларионова. — Лерка!
— Нет… — прошептала я, разглядев того, кто находился за рулем. И тут же выкрикнула в отчаянии: — Тём! Нет!
Оказавшийся рядом Ларионов резво оттолкнул меня в сторону, а перед глазами мелькнула улыбка водителя иномарки — Алекса Крута.
Он, как всегда, всё верно рассчитал…
Эпилог. Эпизод 1. Самая важная
Две недели спустя
Я сидела на краю обрыва, сжимая в руках флешку. Она обжигала ладони и одновременно пускала мороз по коже. Я не избавилась от неё. Хотя это было бы разумно — есть шанс, что у меня единственная копия, по крайней мере, так утверждал Крут.
Тогда чего я жду?
Я до сих пор не знаю имя своего настоящего отца.
Кто из оставшихся двух?
Меня настолько выбила из колеи новость о возможном родстве с Ларионовым, что остальные кандидаты в отцы просто померкли. Хотя если разобраться, то оставшиеся «неизвестные» не многим уступают тому, родство с которым стало бы для нас с Ларионовым катастрофой.
И всё же. Кот? Медведь?
Кто-то из них?
Серьёзно? Серьёзно?!
До сих пор подобное в голове не укладывалось.
Я всю жизнь считала, что у меня нет отца. Хотя, разумеется, биологический имеется у всех. Но меня вполне устраивал наиболее благополучный расклад — мой отец не Марат. И на этом я собиралась остановиться.
А потом появился Алекс и сообщил, что знает моё прошлое. Настолько хорошо, что я сама не в курсе деталей. И сам побудил этот интерес своими приёмами. Он умело выдавал информацию, точно зная, как она меня заденет. Сколько раз он сравнивал отсутствие в моем прошлом счастливого детства с тепличными условиями Мии, в которых она росла.
Так может ли быть такое, что у нас с Котовской один отец? Который любит её больше всего на свете, и который заочно ненавидит меня, хотя бы потому, что я творила ужасные вещи за спиной подруги в своё время. А то, что он уже раскопал подробности, не сомневаюсь.
Крут так же много раз проводил параллель между мной, девчонкой из маленького городка, с жизнью Михаила Зотова. Который всю жизнь провел исключительно для себя. Не обремененный семьёй Медведь катался как сыр в масле, в то время, как моя жизнь была похожа на ад.
И нет ни одной причины радоваться родству хоть с одним из них. Мне абсолютно ничего от предпологаемого отца не надо, и вряд ли кто-то из нас испытает симпатию просто от факта совпадений по ДНК.
Так что изменится, узнай я правду?
Перевела взгляд на ландшафт, раскинувшийся у подножья горы: солнце только начинало свой путь к горизонту; ещё немного и начнётся самое яркое представление. Завораживающее, дерзкое. Выжимающее чувства от трепетного ожидания до необъяснимого восторга, пока виднеется диск.
Я люблю смотреть на закат. От еле уловимого молчаливого начала до конца. Когда ярко сверкнув на исходе, солнце распыляет по линии горизонта буйства огненных оттенков. А потом, нежно окутав пастельными тонами небо, светило начнет свое черное дело — неявное, но стремительное погружение в вязкую темноту. Которая обязательно заберет все чувства до последней капли и растворит в прохладе ночи.
После эпичного представления всегда наступает темнота.
Но не всегда всё так радужно — ведь порой, когда под небосводом царствуют тучи — ночь приходит внезапно. И становится неважно, какие краски бурлят за темной бездной.
Лирика. Но тем не менее, всё перестаёт иметь значение, когда ты теряешь дорогого человека. Ни содержимое флешки, ни переживания о том, что это содержимое вскроется и станет достоянием общественности. Ни новости о каком-либо родстве.
Ничего не важно, когда ты теряешь.
По-настоящему теряешь.
Я испытываю леденящий ужас каждый раз, вспоминая тот день, когда контрастом на фоне того, что вновь обрела, почувствовала, что в один миг всё потеряла.
Тём там, на парковке у оврага, был уверен, что спасает мне жизнь, и возможно, не оттолкни он меня, всё закончилось бы иначе. Но Алекс точно знал, что не я, а Ларионов окажется жертвой.
И Артём предоставил Круту еще одну возможность снисходительно улыбаться и чувствовать приближение очередной победы. Этот чёртов стратег намеренно выждал удобный момент. Чтобы я всё видела, чтобы у Тёма не было возможности отскочить в сторону.
Он ехал на меня осознавая, что Ларионов бросится меня спасать, а сам… сам подставится.
От воспоминаний к горлу подкатила тошнота, я и сейчас, спустя время, слышу свой собственный крик. Я как будто переношусь
