— Очень хорошо, дорогая. Если нас схватят, объясняться будете сами. Но советую вспомнить, что в последний раз, когда вы попали в подобную ситуацию, вы стали моей невестой.
— Это не так-то просто забыть, милорд. И Прюденс от всей души пожалела, что не знает точно, слышал ли Себастиан прошлой ночью ее признание в любви.
В час ночи Себастиан зажег лампу на столе Блумфилда, вытащил из рукава кусок проволоки и вставил ее в замок.
— Вы всегда это с собой носите? — спросила Прюденс.
— Всегда.
Забраться в дом не составило большого труда: замки Блумфилда, на вид огромные и неприступные, оказались не очень сложными. Себастиан без труда открыл их, и Прюденс в который раз восхитилась его талантами.
— Ночью это местечко еще ужаснее, чем днем, — прошептала Прюденс. Она стояла у Себастиана за спиной и не отрываясь смотрела, как он копается в замке стола. — Не понимаю, как Блумфилд может жить в таком темном, мрачном доме. Я бы с ума сошла.
Себастиан продолжал работать.
— Он и так уже сумасшедший, неужели не заметили?
— Да нет. Просто странный человек.
— Что ж, по крайней мере дом сейчас в нашем распоряжении. Блумфилд не стал откладывать отъезд. Видимо, и в самом деле боится духа Лилиан. — Себастиан почувствовал, как в замке что-то щелкнуло. Он удовлетворенно улыбнулся. — Вот так, моя любовь, откройся. Расслабься, пусти меня внутрь.
Прюденс раздраженно воскликнула:
— Вы хоть понимаете, что говорите замку те же слова, что и мне, когда мы занимаемся любовью?!
— Конечно. У вас и у этого хорошенького, умненького замка много общего. Вы оба бесконечно забавны.
— Себастиан, иногда вы невыносимы!
— Спасибо. Я стараюсь. — Себастиан открыл первый ящик. Тот был битком набит бумагами. — Черт побери! Придется повозиться.
Прюденс подошла поближе, и края ее нового фиолетового плаща коснулись Себастиана.
— Похоже, бумаги Блумфилда находятся в полном беспорядке.
— Чего и следовало ожидать. Вот, возьмите эту пачку. — Себастиан протянул ей ворох бумаг. — А я просмотрю эти. — Он вытащил из ящика три журнала.
— И что я должна искать?
— Не знаю. Интерес будет представлять все, что касается Рингкросса, Оксенхема или Келинга. Кроме того, любое упоминание о крупной сумме денег. А лучше всего и то и другое.
Прюденс с любопытством взглянула на него:
— Не понимаю…
— Все очень просто, моя дорогая. В природе существуют всего несколько мотивов преступлений: месть, жадность и сумасшествие. Мы имеем дело явно не с сумасшедшим.
— Но ведь мы уже решили, что это преступление совершено скорее всего из мести.
— Да, но единственный человек, у которого есть причины для мести, — кроме, конечно, привидения, — это Джереми. Если вы правы и он действительно ничего не знает об убийстве Рингкросса и Оксенхема, тогда мы должны проверить третий возможный мотив.
Стекла очков Прюденс блестели при свете лампы.
— Жадность?
— Вот именно.
— А что, если мы не найдем подтверждения этого мотива?
Себастиан открыл первый журнал:
— Тогда мы должны еще раз проверить такие мотивы, как месть и сумасшествие.
Прюденс прикусила нижнюю губу:
— И что вы будете делать, если обнаружите, что к этим убийствам причастен Джереми?
Себастиан провел пальцем по колонке цифр.
— Я отведу его в сторонку и задам хорошую трепку. Прюденс изумленно заморгала глазами:
— Заявив, что совершать преступления нехорошо?
— Нет. Я скажу, что нельзя оставлять на месте преступления вещественные доказательства. Если Джереми жаждет мести, нужно действовать более умело и не так мелодраматично.
Прюденс радостно улыбнулась:
— Это означает, что вы не хотите, чтобы его арестовали?!
— Я лишь пришел к заключению, что это меня не особенно развлечет.
В третьем часу ночи Себастиан наконец пришел к выводу, что его первоначальные предположения верны. Его охватило знакомое чувство удовлетворения. Чутье подсказывало, что он нашел ключ к разгадке.
— Да, — сказал он. — Скорее всего именно это.
— Что? — Прюденс положила на стол пачку старых бумаг, которые просматривала.
Себастиан улыбнулся, изучая деловое соглашение, обнаруженное на дне ящика стола.
— Это прекрасно объясняет, почему убили Рингкросса и Оксенхема. Объяснило бы и смерть Блумфилда, если бы она произошла.
— Сумасшествие или месть?
— Нет, самое простое из всех трех мотивов. — Себастиан сложил документ. — Жадность.
Глава 18
Десять минут спустя Себастиан забрался следом за Прюденс в карету, задернул шторки, и экипаж покатил. Себастиан зажег фонарь и развернул документ, который обнаружил в столе Блумфилда.
Прюденс, закутанная в плащ, сидела напротив. С трудом дождавшись, пока он закончит читать, она попросила:
— Расскажите все сейчас же, Себастиан. Я сгораю от любопытства.
Он мельком взглянул на нее, недовольный тем, что ему мешают, но, увидев светящиеся любопытством глаза, улыбнулся. Она просто наслаждается этим расследованием, как и он сам. Себастиан вдруг понял, как ему повезло, что он взял в жены именно Прюденс. Никто, кроме его Оригиналки, не смог бы понять, какие чувства обуревают его в этот момент, не говоря уже о том, чтобы их разделить. И она любит его!
— Ну же, Себастиан! Не томите. Он еще раз просмотрел документ:
— Это деловое соглашение, заключенное с целью вложения капиталов в одну кораблестроительную компанию. — Он торжествующе улыбнулся. — Владельцами ее являются Рингкросс, Оксенхем, Блумфилд и Келинг.
Прюденс недоуменно спросила:
— Значит, «принцы целомудрия» были еще и деловыми партнерами?
— Вот именно. Соглашение же было подписано три с половиной года назад. Они продали акции компании и вложили деньги в различные совместные предприятия.
— И какое это имеет отношение к смертям Оксенхема и Рингкросса?
Себастиан еще раз пробежал глазами документ, написанный изящным почерком, выискивая новые подробности.
— Согласно этому договору, в случае смерти одного из партнеров остальные получают его долю. — Он взглянул на Прюденс. — Исходя из этого, если трое из четырех отправятся к праотцам, оставшийся завладеет всей компанией.
Прюденс тут же все поняла и сделала сам собой напрашивающийся вывод:
— Келинг.
— Да. — Себастиан холодно и удовлетворенно улыбнулся. — Сначала я предположил, что это Блумфилд, но потом пришел к выводу, что все-таки Келинг. Блумфилд явно не в состоянии разработать план уничтожения остальных, не говоря уже о том, чтобы привести его в исполнение.
