Если бы этот разговор мог слышать беглый базилевс, думается, чувствовал бы он себя куда менее спокойно и уверенно, чем сейчас. А Буш и в самом деле успокоился: еще немного, и он окажется в крепких, теплых объятиях Грузина, под его надежной, как все у Грузина, крышей.
– Что сказал Валерий Витальевич, когда узнал, что я тут? – спросил Буш.
– Сказал везти тебя домой, – пасмурно отвечал Аслан.
– А сам он чем занят?
Аслан молчал, рулил сосредоточенно. Буш покосился на него. Мрачный, темнокожий, с резко и тонко вырезанным профилем, больше всего Аслан был сейчас похож на какого-то индейского бога, сошедшего со стелы где-нибудь в Трес-Сапотесе. Хотя, конечно, вряд ли Аслан был богом. Маловероятно, что бог, даже второстепенный, стал бы служить криминальному авторитету, каковым, вне всяких сомнений, являлся Валерий Витальевич Кантришвили. Однако бог там или нет, но Бушу надо было понять, что происходит.
– Почему, – повторил он, – Кантришвили сам на звонок не ответил?
Темное каменное лицо индейского бога дрогнуло, рассыпаясь на части.
– Хозяин в Москве, – отвечал он. – Срочные дела.
– Мы что, в Москву поедем? – удивился Буш – это в его планы никак не входило.
– Хозяин велел пока затаиться здесь, в доме. Сказал, что тебя ищут, что тут надежнее будет.
Буш молча кивнул. Кантришвили, конечно, был в курсе происходящего, давний друг Хабанера наверняка его посвятил. Может, надеялся, что тот знает, проговорится. Но старый вор верен своему слову, вырви ему язык – все равно не скажет.
– Хозяин тебя не сдаст, – сам того не зная, подтвердил его мысли Аслан. – Это в падло ему – близких людей сдавать. Не по понятиям.
Правду сказать, не на воровские понятия рассчитывал сейчас Буш, а на чисто человеческую симпатию, которую, он знал, испытывал к нему Грузин, и на старческую его сентиментальность.
Спустя пятнадцать минут они въехали в ворота грузиновой загородной дачи. Стальные автоматические ворота закрылись за ними, надежно отделив от остального мира. Поспевавшая следом «Газель» равнодушно проехала мимо, доехала до конца улицы и исчезла за поворотом…
За короткие секунды, проезжая мимо дома Грузина, капитан Сорокапут успел оценить обстановку – и темные, глухие окна, и мертвую тишину за дверями.
– Дома никого, – сказал он Лече. – Значит, их всего двое.
– И нас двое, – сказал Леча.
– Доктор не в счет. Он сопротивляться не станет.
– А с водилой что делать?
– По обстоятельствам, – равнодушно отвечал капитан. – Если без оружия, просто дадим в тыкву. Если стволом начнет махать – со святыми упокой.
Они остановили фургон на обочине, чтобы никому не мешал, вытащили из бардачка переделанные специально для хранителей «глоки» с глушителем, вышли в темноту. Шли скрытно, тихо, держались вдоль заборов, стараясь ненароком не разбудить сторожевых псов.
Мучимый бессонницей нейрохирург Шервинский, выглянув в окно, увидел в слабом свете ночного фонаря, как мелькнули мимо его дома две неясных тени. А может, и не мелькнули, показалось нейрохирургу: после тяжелой и вдобавок неудачной операции и не такое причудится – особенно если строптивый пациент возьмет и самочинно отправится на тот свет. Вздохнул хирург и пошел на кухню – искать снотворное, может быть, даже двойную дозу…
А упорные тени все мелькали и мелькали мимо домов, пока, наконец, не домелькали прямо до дачи Грузина. Тут они особенным способом, пришедшим еще от узкоглазых японских ниндзя, преодолели забор с пропущенным сквозь него электричеством, а потом мимоходом и очень тихо тремя выстрелами в упор убили чудовищного алабая Армази, который, надеясь на свою силу, пошел рвать их без лая, бесшумно.
– Ты с черного хода, я через окно, – велел капитан и скрылся в кустах черемухи – они обросли темнотой и обступали дом по периметру, как забор.
Леча двинул к черному ходу. Ему повезло, тот не был закрыт на засов изнутри, только на замок. Он вытащил отмычку, поколдовал с замком, на ходу вспоминая спецпрактику в школе хранителей. Замок, хоть и нехотя, но подчинился, дверь открылась без единого скрипа…
С улицы он сразу, без перехода, попал в заднюю комнату. Именно сюда привел Аслан Буша. Доктор сидел в мягком кресле, Аслан колдовал с коферваркой. Ослепленный ярким светом, Леча во весь рост застыл на пороге – ненадолго, на один миг всего. Но этого мига хватило, чтобы Аслан обернулся на легкий шум.
– А, это ты, – сказал, поднимая пистолет.
Но перед тем как Аслан выстрелил, Леча еще успел узнать его. Аслан был брат убитого им Сулима, но только не настоящий, не названый, а двоюродный. Но двоюродный или нет, он был теперь кровником Лечи и должен был его убить, где бы ни встретил. Все это не успел подумать Леча, потому что пистолет в руке Аслана полыхнул чудовищно ярким огнем – и мир кончился для къонаха Лечи, кончилось для него и время, и пространство…
Знал ли он, мог ли знать, что так скоро возьмет по нему хворостину старый отец, что примет тезет, что покроют ему, Лече, голову саваном, обрызгают благовониями, раздадут за него красную милостыню… Нет, не раздадут, ибо никто не узнает, где он умер и как, никто не подсыпет ему земли под щеку, не ляжет он на барам, не поднимется в небеса высокий юношеский голос пропеть о нем салават-молитву. Не прочтут с четырех сторон старики суры из Корана, не украсят заботливые женские руки могилу плоскими камешками, не посадят на ней дерево. Думал ли Леча, что закопают его в землю собачьим русским обычаем и православный мулла в невидимых погонах хранителя закричит по нему отходную, и дадут в небеса богомерзкий воинский салют…
Буш вжался в кресло, с ужасом глядя на лежащего на полу человека. Отверстие во лбу было небольшое, аккуратное, и крови вытекло совсем немного. Аслан, не обращая внимания на мертвеца, засыпал в кофеварку кофе, залил сливок.
– Зачем ты его убил? – спросил, наконец, Буш.
– Это кровник мой, – сказал Аслан. – Закон гор: где увижу, там убью.
Чуть слышно пикнул телефон в кармане Аслана. Он вытащил его, прочитал сообщение от дяди: «С Кутаевыми договорились, выплатили откупные. Чир – отбой, встретишь Лечу – не убивай…»
– Черт, – не удержался Аслан. – Черт, черт…
Надо было, конечно, сказать по-чеченски, шайтан сказать, йилбаз, лилбаз, найти еще какое-то слово к случаю. Но так долго он прожил среди русских, что даже думать стал, как они, и ругаться, как они. И даже выстрелил не сразу, после секундного замешательства. Вот как плохо было с Асланом, совсем потерял тут форму. Все же знают, что стрелять надо или сразу, или ждать две секунды, пока не придет эсэмэска, которая все отменит – и выстрел, и месть-чир, и даже самое смерть…
– Как он тут оказался? – спросил Буш, по-прежнему со страхом глядя на мертвеца.
Аслан нахмурился. Этот вопрос надо было задать прежде всего, и вопрос этот должен был задать он, а не доктор.
