Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Я чуть оживилась, отмахнувшись от горьких мыслей, и собралась было поразить Ильицкого своими знаниями:
– Между прочим, – ехидно начала я, – здесь выгравированы цифры, по которым все равно можно вычислить…
Однако я покрутила оружие в руках, пытаясь найти гравировку, но – обнаружила, что цифры заботливо спилены с законного места…
Ильицкий, приподняв бровь, внимательно слушал и ждал продолжения.
– Ладно, не важно, – смешалась я, отвернулась и торопливо убрала револьвер в свой ридикюль.
Потом бросила взгляд на окно – было уже почти светло. Как не хотелось мне расставаться, но Ильицкого нужно было отпустить.
– У нас встают только в шесть, я провожу тебя, – сказала я, поспешно накидывая сорочку и шаль на голые плечи.
– Кстати, – окликнул меня Евгений, кивнув на стоящую возле стула банку с цветами, которую прежде я отчего-то не заметила. – Понятия не имею что это, но это стояло под твоей дверью, когда я входил…
Я еще раз посмотрела на банку – это были ярко-алые бегонии, именно такие, заботливо взращенные Аннушкой, я каждый день видела в горшках на первом этаже нашей парадной. Полагаю, больше я их там не увижу…
– От поклонников, должно быть, – не сдержав улыбку, ответила я.
Цветы, разумеется, были от мальчиков – больше их принести под дверь было некому. Мне стало так невообразимо тепло на душе, что и вчерашний эпизод с тараканами казался уже милой шуткой. Я бережно поставила банку с бегониями на комод, после чего все же вывела Ильицкого по черной лестнице во двор.
На прощание я сама дотянулась до его губ и поцеловала. Потом задержалась взглядом на его глазах, будто впитывая каждую черточку, и едва совладала с собой, чтобы не сказать все-таки…
– Что? – Ильицкий насторожился, поняв, кажется, что я недоговариваю.
– Ничего. Иди, уже совсем светло – тебя увидят.
А потом, больше не взглянув на него, поскорее скользнула за дверь и закрыла за собой.
Все дело в том, что план по поимке Сорокина мы со Степаном Егоровичем все же несколько подкорректировали. И оба сошлись, что Ильицкому об этом знать не обязательно.
Глава XL
К половине восьмого я как обычно была готова начать новый день. Детей в честь выходного будили позже, поэтому я никак не ожидала их увидеть, но – выйдя в общий коридор, застала Мари, закрывающую за собой дверь библиотеки. Одно то, что она не сбежала вчера в Березовое, уже было хорошо, но я совершенно не знала как вести себя с нею после вчерашнего и к чему готовиться.
И она меня тотчас заметила. Тоже замешкалась, а потом, прижимая к себе взятую книжку, присела в книксене:
– Bonjour, m-lle Тальянова.
– Bonjour, Мари, – отозвалась я, осторожно приближаясь.
Уходить она не торопилась, но смотрела в пол и переминалась с ноги на ногу. И, не поднимая глаз, вдруг выпалила на одном дыхании:
– M-lle Тальянова, простите меня за вчерашнее… я вовсе не ненавижу вас – это я в сердцах сказала.
И потом только она подняла на меня робкий взгляд.
Столь неожиданным для меня было слышать слова извинения от Мари, что я не сразу нашлась, что ответить. Но постаралась быть искренней:
– Мари, мне очень жаль, что вам не удалось поехать в Березовое, но поверьте – на это есть причины.
Взгляд ее сделался настороженным – кажется, Мари силилась разгадать, что скрываю я за этими словами:
– Вы очень странная гувернантка, – произнесла она, наконец, с сомнением, – иногда я вас совсем не понимаю. Но это уже не важно – важно, что в Березовое я не попаду и, судя по всему, Алекс женится на m-lle Волошиной. Но, знаете, я проснулась сегодня и поняла, что, кажется, меня это совсем не трогает, – она вновь отвела взгляд, и я отметила, как судорожно она вцепилась пальцами в книгу, будто пытаясь удержаться. Но говорила с прежней же уверенностью: – Может, я и не влюблена вовсе в Алекса, а просто по-детски приревновала.
Если честно, последних слов Мари я не почти не слышала, потому что моим вниманием целиком завладела книга, что была у нее в руках. А точнее ее бордовая обложка с тесненным рисунком. Но, делая над собой усилие, я перевела взгляд с обложки на лицо Мари и мыслями вернулась к ней.
Все же девочка выросла. Человек перестает быть ребенком, когда совершает поступки – самостоятельные, продиктованные лишь его волей. Однако взрослым этот человек становится только когда начинает нести за эти поступки ответственность. Вспылить, наговорить гадостей может каждый – увы, но даже самый мудрый и деликатный человек от этого не убережен. И осознать, что был неправ, тоже может практический любой индивид. А вот найти в себе силы подойти и извиниться – для этого действительно нужно быть взрослым.
Не удержавшись, я сделала еще один шаг к Мари и несколько неловко обняла ее, сжавшуюся вместе со своей книжкой. И тотчас почувствовала, как она высвободила одну руку и неловко приобняла меня в ответ. Не хватало только расплакаться сейчас…
Разомкнув руки, я моргнула несколько раз, пытаясь согнать набежавшие все же слезинки, а после уже увереннее перевела взгляд на обложку книги, что держала Мари.
На ней золотом было оттеснено изображение могучей мужеподобной женщины, у ног которой ощетинилась то ли огромная собака, то ли волк. Но более меня заинтересовали не они, а птица, что сидела на посохе женщины. Птица была очень уж похожа на сороку. Или же у меня началось помешательство, и сороки мерещатся мне везде…
Я чуть помедлила, но все же спросила:
– Мари, что это за книга? – Название ее было закрыто рукой.
– Это для Сержа, – пожала печами моя воспитанница, – он уже неделю запоем читает эти книжки. Германо-скандинавские мифы. Эта – про Хельхейм, страну мертвых.
Я не так много знала о скандинавских мифах, но все же знакомилась с некоторыми из них еще в библиотеке Смольного. А это название – Хельхейм… я даже вздрогнула, когда его услышала. Тотчас в памяти всплыл список, что показывал мне Кошкин – список имен британских офицеров, которым было пожаловано наградное оружие. Среди этих фамилий определенно была Хельхейм. Да это ведь и не фамилия вовсе, это еще один псевдоним, выбранный Щербининым-Сорокиным!
– Мари, позвольте… позвольте на минуточку… – я практически вырвала из ее рук увесистую старую книгу.
И на первой же под обложкой страннице увидела надпись, сделанную убористым почерком: «Serge Shcherbinin, Omsk, 1850». Книга принадлежала когда-то Сергею Васильевичу Щербинину – в этом не было сомнений. И, вероятно, не одна она. Отодвинув Мари, я шагнула в кабинет, к стеллажам с книгами, хотя и без того помнила, что мифов – толстых фолиантов, как на русском, так и на немецком – здесь имелось не меньше десяти томов. Щербинин очень увлекался, судя по всему, скандинавской мифологией. Отсюда и псевдонимы – Хельхейм, Сорокин. Сорока – ручная птица богини Смерти Хель, ее посланница. Иногда, как говорят мифы, богиня Хель сама обращается в сороку.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
