Говорила Гиржовская абсолютно серьезно, без какой-либо иронии и я, вольно-невольно, впечатлился. Спросил осторожно, – Но зачем им это?
– Это террористы, Петя, маньяки, психопаты, не жалеющие ни себя ни других, готовые, ради эфемерных идей, пойти на любые преступления. Там нет логики, там бредовые идеалы и несбыточные желания. Попадешь к ним, промоют тебе мозги, оболванят и пошлют умирать, причем, заметь, не сами пойдут, а направят тебя. И тогда, Петя, – произнесла она глухо, – тебя просто убьют.
– Ну хорошо, и что бы ты сделала, узнав? Навсегда заперла бы в усадьбе? – спросил я, – или сдала бы имперской безопасности?
– Ни то ни другое, – Гиржовская встала, заложив руки за спину, прошла к окну, – ты часть боярского рода, без дозволения боярыни никто тебя никуда не сдаст. А вот по перемещениям да, уж извини, Петя, выезды в подобной компании я бы не разрешила. Теперь ты понимаешь, почему со стороны Ржевской это была вопиющая халатность? Знай я, и многого бы удалось избежать. Если ты не в курсе, то там погиб Лифариус, а охранницы, что тебя защищали, серьезно пострадали.
– В курсе про него, – буркнул я. – А охранницы чего? Тоже подстрелили?
– Нет, – покачала головой та, – Это все новое оружие террористов. Слишком сильное воздействие оказывает на нервную систему. В какой-то мере вызывает даже зависимость. Уже два дня не могут справится с синдромом отмены, у всех попавших под действие оружия, сильнейшее психологическое желание испытать эти ощущения вновь. Сколько займет реабилитация пока никто сказать не может.
– Жестоко, – произнес я, представив подобное воочию.
– Бесчеловечно, я бы сказала. Но человечности от террористов ждать глупо.
– Мда… – протянул я, не зная что и думать. – Надо у психолога по ним поинтересоваться, может он чего интересного расскажет.
– Беседы с психологом закончены! – вдруг жестко оборвала она меня, – Хватит, наговорились. Ты же, я так понимаю, ему тоже про свои открывшиеся способности рассказал?
– Рассказал, – кивнул я, – на то он и психолог. Знаешь какая у меня травма была, когда мне запретили к доспеху даже приближаться.
– Параллели не усматриваешь?
– Так это он?! – выдохнул я, правда слегка наигранно. Подобные предположения у меня проскакивали, вот только Шитц совершенно не походил на упертого фанатика готового идти по трупам ради высшей цели.
– Практически в этом уверена, – хмуро произнесла Мирослава, – особенно зная какие идеи он исповедует.
– Но он не похож на террориста.
– Не похож, – согласилась со мной она, – иначе уже давно бы сидел в камере. Но общение ваше закончено раз и навсегда. Мы потеряли одного фаворита и чуть не потеряли второго. Да и к тому же, я уверена, что от мысли заполучить тебя они не отказались.
– Значит все? Золотая клетка? – хмыкнул я, зло насупившись.
– Не утрируй, – возразила мне женщина, – изменений ты почти не заметишь.
– Ну значит точно, – золотая клетка. – Я вздохнул, и окончательно замолчав, отвернулся к стенке, накрываясь одеялом. Надежд выбраться из гарема почти не осталось.
***
Госпожа, – чуть склонила голову облаченная в боевую броню старшая охраны рода Еникеевых, – прошла информация, что род Златолесских покинула командира группы эмдэ. Она представляла наибольшую опасность, у остальных официр рода нет достаточного опыта управления тяжелым доспехом. Считаю, что сейчас самое удобное время для нападения.
– Отлично, – довольно сощурившись, произнесла княгиня, – готовьте операцию. Главное заглушите их, чтобы ни один писк не прорвался. После, безопасность уже не дернется, во внутренние разборки родов они не полезут, а коронного представителя я слишком хорошо знаю. Он долго разбираться не будет, тем более что некому будет что-либо требовать от нас. Будет просто еще один безвременно угасший род. Насколько я помню, кроме самой Златолесской и ее малолетней дочери, больше наследниц рода нет?
– Так точно, госпожа, – нет, – подтвердила старшая охраны.
– Ну что ж, все складывается как нельзя лучше, – княгиня улыбнулась, – она ответит за нанесенное оскорбление и я буду достаточно отомщена.
***
Как и обещали, через пару дней меня под усиленным конвоем перевели из закрытой палаты городской больницы обратно в усадьбу, где поручили заботам медика рода.
Вот все-таки, крутая здесь медицина, особенно когда денег достаточно. Эти волшебные эликсиры и вправду были самым что ни на есть чудодейственным средством, за считанные дни восстанавливая даже после таких ранений как у меня.
Слабость, конечно, оставалась, как-никак ресурсы организма такое лечение тоже сжирало только в путь. Но это была сущая малость, на которую я не обращал внимания, жив остался, практически целый, не инвалид, и это главное.
В самой усадьбе мне, наконец удалось избавиться от навязчивого внимания охраны, которая всю дорогу неотступно следовала за мной попятам и я смог вздохнуть чуть свободней. Вот только происшедшее всё никак меня не отпускало, и если Лифариуса и бандитов я смог выкинуть из головы, то террористы во главе с неизвестным типом в шляпе, упорно занимали все мои мысли. Я еще раз вспомнил психолога. Ну никак тот не напоминал фанатика, наоборот, мало я в жизни встречал таких спокойных, уравновешенных и понимающих людей. Что-то не вязалось с сказанным Мирославой. По крайней мере в отношении его.
Полностью уйдя в себя, я на автомате шел к своей комнате, не глядя, на одной мышечной памяти, проходя длинные коридоры. Именно поэтому, наверное, я внезапно и столкнулся с одним из слуг, от неожиданности вздрогнув и широко распахнув глаза. Увидев поморщившегося парня, слегка знакомого по работе в гареме, я попытался вспомнить его имя, но не смог, и с легким смущением произнес, – Извини, не заметил.
– Ничего страшного, господин, – чуть кивнул тот, а затем, вдруг одним коротким движением вложил мне что-то в ладонь и приблизившись, произнес на ухо:
– Это вам. Ничего не спрашивайте и вслух не произносите. По прочтении уничтожьте, так будет лучше для всех.
Слуга уже успел скрыться за поворотом, когда я, слегка опешив от подобного, глянул, что он мне отдал. Взял с ладони небольшой квадрат бумаги, развернул в лист не больше половины тетрадного, наталкиваясь взглядом на убористый почерк. Вот только первые же строки письма заставили меня мгновенно свернуть бумагу обратно и поспешить в комнату.
Уже там, я разделся и зайдя в душевую, включил воду, а сам прижавшись спиной к стеклянной дверце, так чтобы не замочить записку, снова ее развернул, внимательно вчитываясь в мелкие аккуратно выведенные буквы.
Я сразу понял от кого мне пришло это послание. Я уже видел почерк Шитца, да и начиналось письмо ровно теми же словами, что он начинал каждый наш сеанс. Минут десять я внимательно, под ставший оглушительным, стук сердца, читал тайком переданную записку. Останавливаясь, начиная снова, перечитывая по несколько раз то, что показалось мне наиболее важным.
