— Это исследование по истории культуры местныхиндейских племен, — пояснила Франческа. — Я пишу диссертацию, вот ироюсь в здешних архивах. Откровенно говоря, я подумывала о том, чтобы современем превратить этот материал в книгу, но пока это скорее сухие тезисы,которые никому, кроме специалистов, не интересны.
«В отличие от дневников Сары, которые буквально перевернуливсе внутри меня», — подумал Чарли и тут же спросил себя, что сказала быФранческа, если бы познакомилась с ними.
— А как поживает Моник? — с интересом спросилЧарли, снова меняя тему разговора. Под взглядом Франчески он чувствовал себявесьма неуютно; он чувствовал, что она внимательно изучает его, пытаясьопределить, кто перед ней — враг или друг, однако к каким она пришла выводам,Чарли понять не мог. И все же ему было очень жаль, что Франческе приходитсябыть постоянно настороже, боясь всего, что появлялось в ее жизни. В этомотношении она являла собой разительный контраст с Сарой, которая не бояласьникого и ничего — ни жестокого мужа-тирана, ни ревущих штормов Атлантики, нисамой смерти. Впрочем, Чарли признавал, что ей потребовалось целых восемь лет,чтобы решиться сделать шаг, полностью изменивший ее жизнь. Сара не ушла от мужасразу после того, как он избил ее в первый раз — Чарли, только удивлялся еедолготерпению, — но в конце концов она, слава богу, все же сумела сделатьэто. Не понимал он и того, как после такого обращения Сара не проникласьненавистью к мужчинам и сумела даже полюбить своего Франсуа. Об этом,несомненно, тоже было написано в дневниках, и Чарли ощутил острое желаниепоскорее вернуться к чтению.
— У Моник все хорошо, — ответила Франческа,тщательно подбирая слова. — Ей очень хочется снова кататься на лыжах, но уменя, к сожалению, сейчас почти нет времени.
Первым побуждением Чарли было предложить взять девочку ссобой, но он сдержался. Это могло бы напугать Франческу и надолго отвратить ееот него. Чарли должен был продвигаться вперед с предельной осторожностью иделать вид, будто ее реакция на те или иные его слова вовсе его не интересует.Не знал Чарли и того, почему ему так не хочется спугнуть ее неосторожным словомили движением, но это было легко объяснить. «Просто мне очень нравится еедочь», — твердо сказал себе Чарли, надеясь убедить себя в том, что это —единственная причина, по которой он стремится приручить Франческу Виронэ,однако в глубине души он понимал, что дело не только в этом. Франческа со своейнастороженностью и неприятием мужчин действовала на него как красная тряпка набыка; она олицетворяла собой ходячий вызов, и Чарли не желал признавать этоготолько потому, что это лежало слишком на поверхности.
— Она замечательная маленькая лыжница, — нескрывая своего восхищения, сказал он, и взгляд Франчески потеплел еще на сотуюдолю градуса. Очевидно, похвала была ей приятна, а Чарли на это и рассчитывал,благо для того, чтобы сказать это, ему не пришлось покривить душой. Девочкадействительно очень ему нравилась.
Они вместе двинулись к кассе, и Франческа слегка приоткрыларот, чтобы что-то сказать, но неожиданно передумала и даже остановилась.
— Вы что-то хотели сказать? — повернулся к нейЧарли. Он так хотел разговорить Франческу, побудить ее к еще большейоткровенности. И отчасти ему это удалось. Франческа опустила глаза.
— Я… я хотела извиниться перед вами, — проговорилаона, слегка запинаясь. — Я, кажется, обидела вас, когда увидела вас сМоник в кафе и узнала, что вы заплатили за ленч. Но и вы поймите меня… Мониктакая общительная, а мне хотелось приучить ее к тому, чтобы она никуда неходила с незнакомцами и не позволяла никому платить за какие-то лакомства илиигрушки, которые ей вдруг захотелось получить. Она еще мала и не понимает, какэто опасно…
— Конечно, вы правы, — кивнул Чарли, заглядывая ейпрямо в глаза. Он отчетливо увидел, что ей захотелось отстраниться,отгородиться от него высокой каменной стеной, но на этот раз Франческапревозмогла свое желание. Сейчас она была похожа на прелестную маленькую лань,которая стоит на поляне и чутко прислушивается к любым шорохам и запахам,готовая каждую секунду снова скрыться в чаще.
— Я понимаю, — повторил он, и Франческаотвернулась, но прежде он увидел в ее глазах такую боль, что она обожгла егосамого, словно раскаленное тавро. Что могло с ней случиться? Что она пережила?Было ли у нее все гораздо хуже, чем то, что выпало на долю Сары? Было ли этохуже того, что пережил он сам, когда Кэрол ушла от него к Саймону? ПочемуФранческа оказалась такой легкоуязвимой и такой ранимой?
— Иметь ребенка — это огромная ответственность, —глубокомысленно сказал Чарли, пристраиваясь со своей тележкой в конец небольшойочереди в кассу. Таким образом он пытался показать Франческе свое уважение ивосхищение тем, как она воспитывает Моник. Он хотел сказать ей еще многое, нопонимал, что сейчас не время. С другой стороны, Франческа была почти одного сним возраста, и, уж конечно, она могла понять его скорее, чем Глэдис, которой,что ни говори, было почти семьдесят, или чем девяти Моник, или чем Сара,которая умерла уже очень давно. Франческа представлялась Чарли вполне разумнойсовременной женщиной, и он подумал, что если он не будет хотя бы время отвремени пытаться разговаривать с ней, то совсем одичает в своем шале.Разумеется, Чарли отдавал себе отчет в том, что это довольно странная причина,чтобы стремиться подружиться с другим человеком, однако она его вполнеустраивала. Кроме того, ему представлялось, что если двое израненных, одиноких,потерпевших крушение на камнях жизни людей сумеют найти друг друга, то обоим станетот этого только легче. К сожалению, он пока знал историю Франчески лишь со словее дочери, а Франческа не знала о нем ничего.
Тем временем они оказались уже у кассы, и Чарли помогФранческе выложить покупки на прилавок. В ее тележке оказалось несколькоупаковок с замороженными бифштексами и гамбургерами, цыпленок-полуфабрикат,замороженная пицца, несколько брикетов мороженого, пара пачек печенья,множество фруктов и овощей и большой пакет молока. Как он мог догадаться, всеэто — за исключением, может быть, молока — были любимые блюда Моник.
У Чарли же в тележке находились лишь две пластиковые бутылкитоника, мороженые овощи и несколько пачек овсянки. Это была пища вегетарианца,и Франческа не сдержала улыбки.
— Вы так любите овсянку, мистер Уотерстон? Она,оказывается, помнила его фамилию! Чарли почему-то казалось, что Франческапропустила ее мимо ушей.
— Только на завтрак, — уточнил он поспешно. —Вообще-то я питаюсь нормально.
Возможно, так оно и было, пока Чарли жил в Лондоне и в Нью-Йорке,но в последнее время он совсем перестал следить за своим питанием, и это,наверное, сказалось на его внешнем виде.
— Хотела бы я знать, каким образом вам этоудается? — заметила Франческа с невинной улыбкой, хотя обоим былоизвестно, что и в Дирфилде, и в Шелбурн-Фоллс хватало маленьких ресторанчиков икафе с хорошей кухней. Правда, на зиму большинство из них закрывалось,поскольку туристов в эту пору не было, а местные жители предпочитали питатьсядома. А уж Чарли ездить каждый раз из шале в город и обратно просто для того,чтобы поужинать или пообедать, было не слишком удобно.
