Однако Гитлеру все еще представлялся такой немецкий солдат, который, как в начале русского похода, готов был сражаться и жертвовать собой, то есть такой солдат, которого в середине декабря можно было встретить все реже и реже.
Мессершмитт справедливо указывал на то, что Гитлер с помощью строгого приказа «ни шагу назад» намеревался в условиях наступившего кризиса привить войскам чувство собственного превосходства. Об этом он еще раз напомнил, когда удалось остановить прорвавшиеся русские войска.
После совещания с командующими армиями и танковыми группами командование группы армий 19 декабря констатировало:
«Неудачи можно объяснить следующими причинами: до предела снизившимся уровнем физического и морального состояния войск, боязнью солдат попасть к русским в плен, сильно сократившимся боевым составом соединений, недостатком горючего, напряженным положением со снабжением и плохим состоянием конского состава. Сюда же примешивается чувство беззащитности перед тяжелыми русскими танками… Благодаря этому русским удается, вводя в бой на удивление громадные массы людей и неся подчас чрезвычайно большие потери, просочиться через наши слабо прикрытые позиции. Русские прорываются в образовавшиеся вследствие растянутости фронта дивизий бреши, наносят кавалерийскими и мотосоединениями удары в тыл и во фланги наших малочисленных и потрепанных войск и сеют панику. Наступательный дух русских невысок, так что можно было бы отражать атаки противника и вести активную оборону, если бы в наших войсках был нормальный боевой дух и была бы возможность направить им небольшие подкрепления».
Поскольку Гитлер не хотел считаться с создавшейся обстановкой, то Клюге, чтобы обрисовать действительное положение дел на фронте, решил послать в ставку фюрера Гудериана, которого Гитлер высоко ценил.
Гудериан немедленно дал свое согласие, сознавая, что, если пытаться и дальше удерживать занимаемые позиции, его группа просуществует недолго. 20 декабря в течение пятичасовой беседы командующий 2-й танковой армией пытался уговорить Гитлера отменить свой строгий приказ держаться, так как для 2-й танковой армии он практически был невыполним. Группа Гудериана могла более или менее успешно противостоять наступающим силам противника только на рубеже Ока, Зуша. Но Гитлер не поверил ни Гудериану, нарисовавшему тяжелую картину, ни Клюге, звонившему ему по этому поводу по телефону. Он считал все это преувеличением.
«Вы видите события со слишком близких дистанций, — сказал он командующему 2-й танковой армией. — Вам бы следовало отойти немного подальше. Поверьте мне, издали можно лучше судить о вещах».
Он указал далее, что русское командование бросает в бой последние, плохо обученные резервы и что поэтому необходимо, чтобы натиск численно превосходящего по силам противника разбился, натолкнувшись на упорную оборону[273]. Поэтому группа Гудериана получила приказ любой ценой удерживать рубеж, достигнутый 19 декабря, и не уступать ни одного квадратного километра.
Пока велись эти переговоры, на левом фланге и на восточном участке фронта 2-й танковой армии русские наносили новые удары, вынудившие армию отойти. Когда Клюге узнал об отходе, он отдал приказ любой ценой удерживать вновь занятые позиции. Исходя из ранее представленного доклада Гудериана о подготовке промежуточного рубежа на Оке, а также из донесения о том, что в Орле создана оборонительная зона, Клюге пришел 20 декабря к убеждению, что все эти мероприятия направлены на то, чтобы отвести войска за Оку, что противоречит приказу фюрера и повлечет за собой отход на всем фронте. Клюге сказал Гальдеру, что у Гудериана, по-видимому, расшатались нервы и нужно сделать все возможное, чтобы Гитлер лично запретил Гудериану отходить до реки Ока. При этом, однако, он сделал оговорку, что, с другой стороны, Гитлер должен понять, что требование любой ценой держаться не может полностью относиться ко 2-й танковой и 2-й общевойсковой армиям, так как силы их для этого слишком малы. Позиция Клюге была противоречивой. В то время как, с одной стороны, он с помощью Гудериана пытался побудить Гитлера отказаться от своего приказа «ни шагу назад», с другой стороны, он стремился с помощью Гитлера заставить Гудериана прекратить отход.
Обстановка, сложившаяся в группе Гудериана, оказавшейся не в силах удерживать фронт и вместе с тем не имевшей права отойти на выгодный с точки зрения местности рубеж, была настолько напряженной, что дело дошло до настоящего взрыва.
21 декабря 40-й армии Юго-Западного фронта удалось прорвать оборону на фронте 2-й армии в районе Тима. В результате этого удара связь с 6-й армией и тем самым с группой армий «Юг» была нарушена. Одновременно в результате наступления русских на Калугу 43-й армейский корпус 2-й танковой армии был поставлен перед необходимостью отойти к Оке, и Гитлер не возражал против его отхода[274]. Когда в связи с этим последовал охват южного фланга 4-й армии, Клюге поставил Гальдера в известность, что, вероятно, уже 22 декабря потребуется отдать приказ об отходе 4-й армии. Гальдер очень резко возразил. Он заявил, «что если бы войска везде стойко держались, то за 14 дней было бы все позади. Противник не может наносить такие фронтальные удары продолжительное время. Придется сильно раскаиваться, если отойдем слишком рано или напрасно».
22 декабря прорыв в районе Тима был расширен в западном направлении. Кроме того, 10-й армии Голикова удалось прорвать оборону 53-го армейского корпуса и вынудить его к отходу.
После того как 10-я армия 19 декабря захватила Плавск, Голиков получил указания продвигаться в северо-западном направлении, предварительно выделив две дивизии, чтобы овладеть Юхновом, Мосальском и Сухиничами[275]. В ходе боевых действий задача овладения Юхновом была поставлена перед группой Белова. В результате ударов 10-й армии почти полностью были разгромлены 296-я и 167-я пехотные дивизии.
