Поправив на подушке ногу господина и сбившееся одеяло, Наташа тихонько сползла с кровати. На ходу расплетая растрепавшуюся косу, вышла, тихо прикрыв за собою дверь.
Проходя мимо гостевых комнат, прислушалась. Тихо. Гости отдыхают.
По запахам, разносящимся из кухни, стало понятно, что дело идёт к обеду. Мрачное непривычное безмолвие в замке тяготило. Траур. На секунду послышалось, что откуда-то пробиваются звуки рожка и смеха. Не может быть. Показалось.
В своей комнате нашла поднос с едой. В умывальне — свежую колодезную воду. Из карманного зеркальца на неё глянула зарёванная взлохмаченная девчонка с синяками под глазами и распухшим носом. Лучше бы не смотрела.
Приведя себя в порядок, и наспех перекусив, направилась в левое крыло к Кристофу.
Кэйти испуганно вскочила и заспанными очами уставилась на госпожу. Громко выдохнула, узнав. Перед глазами всплыл кулак рассерженной госпожи.
— Хм, — Наташа подняла брови, ухмыляясь, — я что-то тебе обещала за паническое настроение? — Придвинулась к паникёрше, ухватив её пальцами за шею сзади, наклонив. — Что с тобой сделать? У меня чуть сердце не остановилось от страха.
Грозное шипение госпожи не предвещало ничего хорошего:
— Ай-яй, — заныла девчонка, хватаясь за её руку, — я как увидела его, так и подумала, что мёртвый. Какое счастье, что ошиблась. Больше так не буду делать!
— Ладно, на первый раз прощаю, — Наташа заняла её место, пробуя лоб раненого. Горячий. — Просыпался?
— Ненадолго. Попросил пить, спросил, где он, что с отрядом, все ли вернулись, жив ли хозяин и снова уснул.
— Вода кипячёная? — одобрительно кивнула в ответ на утвердительный жест девочки.
Откинув край одеяла, махнула ей, чтобы подала свежие бинты.
Воспалённая рана выглядела, как и следовало ей выглядеть. Подсохшие края вспухли. Убедившись, что гноя и подозрительных выделений нет, обработала вином, вновь вспомнив о самогонном аппарате. После высыхания наложила повязку.
Кристоф открыл глаза. Вздрогнул, собираясь вскочить, но был возвращён назад:
— Даже не пытайся, — она улыбнулась.
Он скосил глаза на складки одеяла на ногах, облизал потрескавшиеся губы:
— Отрезали?
— Что за глупости, — поняла, о чём речь, — лечить будем. Не помнишь? Ночью с Ланзо латали твои раны. — Провела ладонью по его спутавшимся волосам.
Наморщил лоб. Зашивали? Всё смешалось: бой, боль, бешеная скачка по ночному лесу, скрип ворот. Снова боль, страх, длинный блестящий шип в руках госпожи. Опять боль. Провал.
— Кэйти, он не должен оставаться один. Ко мне можешь не приходить. Его нужно обтирать влажным полотенцем. Проветривай комнату.
— Хозяин запрещает открывать окна.
Наташа вскочила на подоконник, осторожно пробуя защёлки на рамах. Поддались с трудом, но открыть удалось. Сделав небольшую щель, оглянулась в поисках упора. Ничего лучшего не нашлось, как кинуть на подоконник маленькую подушку. Стать виновницей разбитого окна не хотелось.
— Покормишь брата супом. Если откажется есть, выльешь на голову и позовёшь меня. Будем смеяться над ним, — строго глянула на Кристофа, открывшего рот для протеста.
Сестра хихикнула, а парень, моргнув, захлопнул рот. Знал, так и будет. Если бы не температура, его красные щёки выдали бы смущение.
— Пить можно, сколько хочется, — уловив взгляд на кувшине с вином, посчитала нужным уточнить: — Воды или кисленького морса. Кэйти, слышишь?
— Да, госпожа, поняла. Пить давать воду или морс, суп вылить на голову.
— Всё верно, — помахала Кристофу рукой. Улыбнулась: — Буду навещать тебя.
Поднявшись на третий этаж, застыла у перил на лестничной площадке, заглядывая вниз. Куда теперь? Позже нужно заглянуть к портнихе и забрать юбку-брюки, выбрать ткани на платья. А свадебное платье? Если в замке траур, возможно, свадьбу отменят? Две свадьбы. Нужно заглянуть к Ирмгарду. Спит после тревожной ночи или ещё не ложился? Фрося. Давно не виделись. Вздохнула.
Графиня бодрствовала. В чёрном платье, она сидела у окна, перебирая брояницу. Взглянув на Наташу, встала, делая реверанс. Вот так. Девка удостоилась чести.
— Что нового? — девушка присела на скамью напротив, всматриваясь в лицо монашки.
— Отец Готтолд спрашивал, почему на утренней молитве нет пфальцграфини.
Пфальцграфиня онемела. Отец Готтолд? Что за чёрт? Прибывший с итальянками священник?
— Итальянки были?
— Да.
Госпожа мысленно поставила плюсик. Выделяться среди всех и демонстрировать открыто своё неверие нельзя. Обязательно нужно посетить вечернюю молитву. С завтрашнего дня стать примерной и богобоязненной. М-да, пригнал же чёрт этого священника. И он уже интересуется её скромной персоной.
— Как тебе показались итальянские гости? — испытующе заглянула в лицо венгерки. На её откровенность особо не рассчитывала. Юфрозина умела скрывать свои чувства.
— Посмотрим, — пожала плечами монашка.
— Тебя уже представили им?
— Вице-граф был на утренней молитве. Представил.
— А лекаря видела?
— Да, я была у раненых. Сейчас снова пойду помогать.
— Я с тобой, — хотелось взглянуть на докторишку. Её первое впечатление о человеке обычно было и последним.
* * *
Для раненых была обустроена большая комната на первом этаже в левом крыле. Сбитые деревянные короба, покрытые тюфяками, набитыми соломой, застеленными серым грубым холстом, с успехом заменяли кровати. По всей вероятности, эта комната изначально была задумана под лазарет.
Женщины, с кубками и кувшинами, сновали от одного раненого к другому, предлагая питьё. Франц лавировал между ними, выполняя просьбы раненых. Перевязанные головы, руки, ноги, тела. Всё выглядело, как на старинной картинке про войну. Серость, унылость, боль.
У входной двери за узким длинным столом, склонившись к ране на вытянутой руке скептически улыбающегося немолодого воина, мужчина бравого вида бурчал под нос по-итальянски: «Nessuno è tanto vecchio da non credere di poter vivere ancora un anno».
Наташа прислушалась: «Никто не стар настолько, чтобы не мечтать прожить еще один год». Да лекарь, оказывается, философ!
Он не сразу обратил внимание на подошедших женщин. Когда же отвлёкся и поднял глаза, столкнулся с взглядом ярких зелёных глаз. Бегло глянув на нос обладательницы чудных очей, опустил глаза на синяки и порез на шее. Был ли он в курсе случившегося с девушкой, она так и не поняла. Выйдя из-за стола, мужчина прикоснулся к руке Юфрозины, затем Наташи:
— Смею предположить, что вы и есть пфальцграфиня Вэлэри фон Россен… — он не торопился вернуть руку её владелице, сжимая. — Я — личный лекарь семейства ди Терзи — Элмо Касимиро. — наконец-то отпустил.
