— Как это сделать? — зарычал Армон.
Бесплотный силуэт опустился на траву, серые тряпки разлетелись вокруг него, как крылья подбитой птицы.
«Думать. Вспоминать. Держать изо всех сил. Не отпускать, если он вам дорог. Но знайте, что удерживая чужую душу, вы рискуете своей…»
Армон упал коленями в остро пахнущие сорняки, закрыл глаза. Его когти непроизвольно вспарывали дерн, но он не обращал внимания.
Одри села рядом, до белизны сжала ладони.
Изящно опустилась на колени Ланта.
ГЛАВА 26
В общем, смерть слегка разочаровала. Конечно, я далеко не праведник, очень даже наоборот, и потому не ждал ничего благостного и прекрасного, вроде долины цветущих лотосов у реки Аль-Маер, где прохаживаются с задумчивым видом те, кто прожил свою скучную до икоты жизнь. Такого загробного существования я себе точно не пожелал бы. Но я искренне надеялся, что отчаянным грешникам боги приготовили хоть какие-то развлечения.
Но нет. Пока я не видел ничего занятного. Узкая лента дороги, по которой я шел мимо высоких и неподвижных трав. Ткнул в одну пальцем, но рука прошла насквозь, словно я коснулся дыма. Дорога была бесконечна, ни спереди, ни сзади ничего примечательного.
— Похоже, грешников на том свете пытают непроходимой скукой, — пробормотал я. — Вернее, на этом.
Странно, но останавливаться мне не хотелось. Мне было не жарко и не холодно, не грустно и не больно, просто… пусто. Такой пустоты не бывает при жизни. Нас всегда одолевает множество чувств — разных, противоположных, сплетающихся и разрывающих. Мы словно утлая лодчонка на волнах: вверх к радости и наслаждению, вниз к унынию, вверх к надежде, вниз к тоске… Туда-сюда без остановки, ни одной минуты тишины, и даже во сне нас терзает эта бесконечная качка…
Правда, при жизни я об этом не задумывался. И сейчас размышлял отстраненно, без эмоций. Как о чем-то не имеющем ко мне никакого отношения.
Впрочем, так оно и было.
Сожаления о жизни тоже остались где-то там, где сейчас лежало мое тело. Глупая какая-то жизнь получилась. Прав был Шинкар — никчемная. Никому не нужная. Да и мне — никто…
Имя всплыло в голове и на миг принесло запахи леса, прелых трав, мокрой шерсти. Армон. Я остановился. Задумался. Без кровной связи со мной ему придется туго… Какое-то время. Но путь он знает, найдет замену. Все же я успел его многому научить… И вообще собирался однажды убить. Так что… все к лучшему.
Запах леса остался позади.
Лантаарея пришла ощущением тлена и разрушения, темноты и тайных знаний, соблазном и искушением. Интересно, что теперь с ней будет? И моя смерть может означать ее свободу? Занятно… Даже жаль, что не узнаю. Хотя жаль не было.
Еще одно женское имя всплыло в голове, и я мотнул головой, прогоняя его. Вот о ней думать точно не хочу…
Но чем сильнее не хотел, тем больше Одри лезла в мысли, оживала, вставала в воспоминаниях, прикасалась ко мне незримо, но ощутимо.
— Прочь, — я прикрыл глаза. — Не хочу.
Я даже принялся насвистывать какой-то мотивчик, глазея по сторонам. Мысли затихали, даже бесплотное сожаление о никчемной жизни. Все тускнело, покрывалось в моей голове слоем пыли, делалось незначительным… ну было. И прошло.
— Не ходи, — посторонний голос появился так неожиданно, что я подпрыгнул и обернулся. На дороге стоял мальчишка, и я задумался, пытаясь вспомнить, где его видел.
— Ты освободил меня из клетки Шинкара, — подсказал пацаненок. — Меня и дядьку Шуара. Помнишь?
— Точно, — я кивнул. И шагнул дальше. Болтать не хотелось.
— Не ходи, — мальчишка не двигался. — Дальше уйдешь, уже не вернешься.
— Так я и не собираюсь. Возвращаться, — усмехнулся.
— Дядька сказал, чтобы ты не ходил, — пацаненок сдвинул темные брови. — Ты должен подумать о тех, кто тебя ждет.
— Не припоминаю таких, — хмыкнул я.
— Должны быть! — какой настойчивый пацан. Стукнуть его, что ли? — Вспомни!
И вновь обожгло имя. Летним дождем, грязью на щеке, запахом желания… Остро до дрожи, до сухого горла, до боли. Боли я не хотел и имя пытался прогнать. Но оно… цеплялось. Одри не желала покидать мою голову, трогала холодными пальцами мои чувства, играла с мыслями. Я ненавидел ее, но эта ненависть заставляла вспоминать…
Нутро обожгло, ледяные иглы пронзили плечи, ладони, ребра! Боль разорвала и потянула назад.
— Вот так… — прошептал мальчишка и посмотрел на меня стариковскими глазами.
Я выгнулся и заорал, открывая глаза на плите, залитой моей кровью.
* * *
Армон зарычал, провел рукой по лицу, стирая пот.
«Вы вернули его», — голос внутри сознания заставил поморщиться.
— Теперь мне нужно попасть к Лексу, — рихиор поднялся, чуть пошатнувшись. Он не знал, что сделал Первый, но ощущал себя как после тяжелой работы: в теле дрожь, в голове — звенящая пустота, и он вновь в песчинке от обращения. Но связь крови с Лексом уплотнилась, его напарник был жив, хотя вряд ли здоров.
«Ты помнишь свою клятву, рихиор Серебряной стаи?»
«Я сдержу слово, — говорить Армон не стал, лишь подумал. Но на поднявшуюся субтильную фигурку посмотрел твердо. — Перемести меня. Если для портала нужна жертва…»
«Моя сила не использует кровь и энергию смерти, — в голосе скользнула непонятная Армону горечь. Или ему лишь показалось. — Мне достаточно твоего желания жить…»
Одри словно почувствовала, о чем идет безмолвный диалог между Армоном и существом в мантии, тревожно схватила оборотня за руку.
— Я пойду с тобой. Я пойду с тобой! Даже не мечтай оставить меня здесь! Я пойду!
Ланта улыбнулась, давая понять, что тоже не останется в Пристани. И бочком подобралось из кустов странное существо, тот самый питомец Лантаареи.
«Как странно… — задумчиво протянул Первый. — Какие странные мотивы, чтобы спасти одного чернокнижника… Хотя ни одного из вас он не назвал своим другом… Ни один из вас не назвал другом его…»
— Это неважно. Поторопись, — рыкнул Армон.
Первый медленно кивнул, и троицу охватило золотое сияние ментального портала.
* * *
— Быть этого не может! — прошипел Шинкар, не скрывая изумления. Черные глаза уставились на меня с искренним недоверием. В его руке алел напитанный кровью хрусталь, словно сгусток живого огня. — Я же увидел твой уход!
— Я решил еще немного пожить! — оповестил я, выдергивая ладони из штырей. Они прошли насквозь, оставив дыры. С хлопком соединил запястья, сплел липкие от крови пальцы. — Шинта глоха!
Древний храм дрогнул, замер на миг, а потом каменный пол вздулся пузырем и треснул, разбрызгивая крошево мелких осколков. Монахи с черепами на головах заорали, обрывая песню, и бросились в стороны. Жертвенник, на котором я лежал, подпрыгнул, но не раскололся, лишь накренился набок.
