Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Собственно, моржи, как тюлени и медведи, интересуют экспедицию с точки зрения трофеев. Наша задача – достичь полюса, исследовав попутно арктические воды и берега. Охота должна оправдать часть затрат на экспедицию – шкуры этих животных, оказывается, очень ценятся. Штурман всю дорогу не уставал повторять, что мы слишком затянули с выходом в Карское море, что льды здесь скоро станут непроходимыми. Не в первый раз он оказывается прав. Льды, точно поджидая, ринулись нам навстречу, как только мы прошли Югорский Шар. До сих пор нам удавалось льды обходить, но штурман, простаивающий подолгу с биноклем на палубе, мрачен и уверяет, что это ненадолго, что Новой Земли мы не достигнем и застрянем крепко. Уж не знаю, что особенного он там видит, но говорит уверенно и мрачнеет день ото дня.
Пока всё спокойно. Я занимаюсь, главным образом, провизией и аптечкой, под которую мне отвели отдельную каюту – свободных помещений на шхуне предостаточно. Питаемся мы отменно, потому что Зуров, несмотря ни на что, знает своё дело, да и запасы у нас богатые. А мне это известно наверняка, потому что как раз сейчас я занимаюсь тем, что составляю список имеющейся продукции. У нас в избытке всего, даже сушёных ягод, не говоря уже о шоколаде, сухарях, концентрированном молоке, сухих супах Скорикова. Все в один голос говорят, что нам можно не бояться ни льдов, ни зимовки. У шхуны тройная дубовая обшивка, а подводная часть обшита листовой медью. Конечно, я понятия не имею, что всё это значит, но звучит внушительно. К тому же все вокруг уверяют, что это существенно. Но главное, как рассказывал капитан, корабль отлично приспособлен к давлению льда, который скорее вытолкнет судно на поверхность, чем раздавит его корпус. Так что никто не переживает ни из-за льда, ни из-за зимовки. Днём у всех полно дел. Вечерами за чаем у всех благодушное настроение, все шутят, играют в домино. Карты у нас под запретом.
А рядом потрескивают дрова в камине, пыхтит самовар, а керосиновые лампы ярко освещают наш салон. До чего хорошо! В салоне мы собираемся вшестером – два гарпунёра, капитан, штурман, боцман и я. Ко мне все привыкли, и никто, даже штурман, не выказывает недовольства моим присутствием. Граммофон наш играет неустанно, пластинок немного, но пока надоесть они не успели. Чаще всего слушаем “Ночные цветы” и “Крики чайки белоснежной”. Много говорим о планах, особенно о предстоящей зимовке. Капитан рассчитывает зимовать не посреди Карского моря, вмёрзнув в льдину, а где-то у побережья Новой Земли. Чтобы в любой момент можно было пополнить запасы охотой или у самоедов, а если получится – и передавать с ними почту. Они всюду бывают на своих оленьих упряжках – и в Хабарове, и на Новой Земле, и на Диксоне. У самоедов, говорят, можно раздобыть даже и топливо – они промышляют сбором плавника. Из всей команды, кажется, один штурман недоверчиво относится к этому плану. Но и он выражает своё недоверие только днём на палубе, за чаем он весел и остроумен. Я же исполняю здесь роль хозяйки. Штурман всё время подшучивает надо мной. Я к этому уже привыкла. Но всё равно каждый раз смущаюсь. Когда ему нужно чаю или добавки, он смотрит на меня насмешливо и говорит что-то вроде:
– Раз уж вы, Ольга Александровна, увязались за нами, то, по крайности, подлейте мне чаю…
Тут все с улыбками поворачиваются ко мне, а я, чувствуя, что краснею, бросаюсь к самовару. Но заметив, как я краснею, все начинают смеяться и просить друг у друга принести воды, чтобы “залить этот пожар”. Повторяется это из раза в раз, а всё никак не могу привыкнуть!
После чая расходимся. Моя каюта, оставшаяся в наследство от Филофеи, стала мне родным домом – за последнее время это самая удобная и уютная моя комната. В каюте у меня тепло – на шхуне везде тепло, тут отличная система отопления. У меня есть ковёр и даже кожаное кресло, стол у меня из красного дерева, впрочем, как и вся мебель на “Княгине Ольге”. Мне здешняя обстановка кажется просто роскошной. И вот в таких-то условиях я побывала в Скандинавии, а теперь плыву в загадочном Карском море. В таких условиях я буду зимовать среди белых полей, чтобы летом отправиться к полюсу. Не правда ли, похоже на сказку?
Предстоящей зимовки я нисколько не боюсь, пусть даже ещё неизвестно точно, где именно мы будем зимовать. Капитан мечтает о Маточкином Шаре, но штурман только ухмыляется в ответ. Как-то намедни, когда я вышла на палубу, капитан говорил о Новой Земле и о том, чем стоит заняться на зимовке. Тогда штурман не утерпел и сказал:
– И не мечтайте, капитан. До Маточкина Шара мы не дойдём. Скорее всего, зимовать придётся у берегов Ямала. И дай Бог, чтобы нас не утянуло на север. Я уже говорил и скажу ещё раз: надо рассчитывать на две зимовки. Это не обязательно, но очень вероятно.
– Почему вы так настаиваете на этом? – спросил капитан.
– Потому что я хорошо знаю Север. Да и не мне вам рассказывать, капитан! Вспомните “Ермака”! Три раза он пытался пройти Карское море и все три раза возвращался назад. Пока, наконец, в четвёртый раз не был раздавлен у берегов Ямала. Конечно, “Княгиня Ольга” не “Ермак”, и вряд ли нас раздавит… Но уйти далеко мы не сможем. Попомните моё слово: к октябрю мы будем сидеть во льдах, как муха в янтаре.
Капитан промолчал и только поджал губы – верный признак недовольства. Он страшно не любит, когда говорят о недостаточной подготовке экспедиции и о том, что он не понимает, во что ввязался. Этого он наслушался на берегу, в Петербурге. Я вижу, что недоверчивость и всезнайство штурмана раздражают капитана. И это очень плохо, потому что уйти со шхуны невозможно, и мы обречены терпеть друг друга ещё довольно долгое время. Но если капитан со штурманом разругаются – это будет ужасно.
Кроме взаимного раздражения капитана и штурмана, есть ещё, например, погода – самая ненастная, с туманом и дождём. А ещё существует тот самый лёд, которого все так боятся и который уже показался. Сначала льдины были довольно редкими, а море напоминало суп с клёцками. Но очень скоро лёд стал сгущаться. Штурман подолгу любуется на него из “вороньего гнезда”, а то и прямо с палубы в бинокль. И вид его в такие минуты не внушает ничего доброго. Сегодня, увидев меня на палубе, он сказал:
– Готовьтесь к зимовке, барышня.
И хоть я всегда знала, что нам предстоит зимовать у Маточкина Шара или где-то у берегов Новой Земли, мне почему-то стало не по себе. Штурман как будто вложил в свои слова особенный смысл.
А вчера из-за льдов шхуна прямо-таки пустилась в пляс. По курсу на NW мы видели густой лёд. Пришлось взять на O, чтобы выйти на чистую воду, а для разгона несколько раз давали задний ход. Какое-то время шли на O, но тут опять показался лёд. Пришлось лечь на SW, а там и на W. Ночью встали на якорь, а сегодня опять легли на O, потому что со всех сторон наступает лёд. Так что мы не плывём, а крутимся на месте в тумане, под дождём и мелким – пока ещё – снегом. Лёд наступает и понемногу окружает со всех сторон, так что я, кажется, начинаю понимать, о чём говорил штурман.
Но в кают-компании, где светло и тепло, где уютно потрескивает камин, а граммофон поёт о душистых цветах, не хочется думать о зимовке. Даже несмотря на то, что у нас теперь только и разговору, что о льдах. Сегодня за ужином штурман в сотый раз повторил, что из бочки виден сплошной, непроходимый для нас лёд. Капитан принял решение, что ночью мы опять встанем на якорь, подождём перемены ветра, который, возможно, разгонит лёд. Но штурман уверяет, что это ничего не даст и далеко мы уже не продвинемся. Мы с гарпунёрами помалкиваем, но, по-моему, никому не нравится, что штурман ведёт себя как неудержимый пророк, у которого в замёрзших устах “жало мудрыя змеи”. Даже если мы вышли из Архангельска позже, чем следовало, сейчас этого уже не поправить.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
