Джастину стало намного лучше, и врачи обещали, что черезнесколько дней она сможет забрать его домой.
Но когда Лиз сообщила ей, что судебное заседание назначеночерез три дня, Вехета сказала — никакого суда не нужно.
— Надеюсь, вы не чувствуете себя виноватой передним? — спросила Лиз. — Ни один судья ни в одном штате не станетсочувствовать отцу, который повез сына кататься на мотоцикле без шлема! Итеперь, когда у вас есть фактический материал, его необходимо использовать. Ввашем положении вы не можете позволить себе ни жалости, ни снисхождения! Радисына вы должны довести дело до конца!
— Все это теперь ни к чему, — устало ответилаВехета. Лиз почувствовала, как внутри ее что-то закипает.
Она уже знала все, что ей нужно будет сказать в суде, чтобыСкотта лишили всех прав в отношении ребенка.
— Почему? — спросила она резко.
— Скотт умер сегодня ночью от массированногокровоизлияния в мозг, — тихо ответила Вехета. — Мне очень жаль вашихусилий, миссис Сазерленд, но теперь это действительно ни к чему.
— О-о-о… — протянула Лиз. — Извините меня.
— Мне не за что вас прощать, — ответилаВехета. — Я ненавидела Скотта, это правда, но все же он отец Джастина. Яеще ничего не сказала сыну, но рано или поздно мне придется это сделать.
Услышав эти слова, Лиз крепко зажмурилась.
— Примите мои соболезнования, Вехета, — сказалаона, думая о том, что на самом деле Вехету можно поздравить. Бывший муж давнобыл ее кошмаром. Но Джастина Лиз было по-настоящему жаль. — Дайте мнезнать, если потребуется моя помощь, хорошо? Я сделаю все, что смогу, чтобыпомочь вам и вашему ребенку.
— Спасибо, миссис Сазерленд. Вы-то знаете, что этотакое. Ваши дети, во всяком случае, знают.
— Да, Вехета. И, боюсь, ваш сын не скоро оправится отэтого удара. Мои дети еще не оправились, хотя прошел уже почти год.
— Я хочу уехать в Нью-Йорк, как только Джастинуразрешат вставать. Надеюсь, перемена обстановки пойдет ему на пользу. К тому жев Нью-Йорке живут мои родители, так что там нам будет полегче.
— Думаю, это действительно поможет, — согласиласьЛиз.
Они поговорили еще немного, и Лиз повесила трубку. Но когдачерез несколько минут к ней в кабинет заглянула Джин, Лиз все еще выгляделанастолько удрученной, что секретарша не удержалась и спросила, в чем дело.
Лиз рассказала ей, что произошло, и Джин удивленно покрутилаголовой.
— Просто невероятно, — выдавила она наконец.Ей-богу, не перестаешь удивляться, что некоторые люди способны сделать сосвоими детьми!
— Я понимаю, что это плохие новости, Джин, но это ещене все, — сказала Лиз. Все утро она чувствовала себя виноватой передсекретаршей, не зная, как сказать ей о том, что она собирается закрыть дело.Лиз было очень жаль терять Джин, но другого выхода не было.
— Не знаю, с чего и начать, — промолвила онанерешительно. — Я понимаю, что это, наверное, очень неожиданно для тебя,но, в общем, я решила оставить практику.
— Вы хотите отойти от дел? — Джин действительноизумилась, хотя в глубине души давно ожидала чего-то подобного. После гибелиДжека Лиз везла на себе невообразимое количество дел. Джин считала, что ееотставка — только вопрос времени. И дело было вовсе не в том, что Лиз была не всостоянии справиться с таким количеством работы; напротив, до сих пор онасправлялась, и неплохо. Но с некоторых пор разводы вызывали у нее отвращение.Без Джека она просто не могла ими заниматься, а вводить в дело нового человекаЛиз не хотела.
— Ну, не совсем, — ответила она. — Я планируюработать дома, но специализироваться буду на правах детей.
Это как раз то, что мне с самого начала нравилось в семейномправе. Ссоры, взаимные претензии и ядовитые уколы — все это всегда было деломДжека, его коньком.
У меня к этому никогда душа не лежала. Теперь я хочузаниматься тем, что мне нравится больше.
Она со страхом ждала, что скажет Джин, но секретарша вдругшироко улыбнулась и, обойдя стол, крепко обняла Лиз.
— Вы поступили правильно, миссис Сазерленд! —воскликнула она. — Эта работа в конце концов прикончила бы вас. Я уверена,что вы будете замечательным детским адвокатом!
— Надеюсь, — вздохнула Лиз и нахмурилась. —Но что будешь делать ты? Я думала об этом все утро, но так ничего и не придумала.
Джин улыбнулась.
— Мне тоже нужно расти. Быть может, вам это покажетсяглупым, но я давно подумывала о том, чтобы поступить в юридический колледж.Правда, в моем возрасте это не совсем обычно, но…
Лиз широко улыбнулась.
— Чего же тут глупого? Сорок три — для женщины это невозраст! Только умоляю тебя — не надо специализироваться в семейном праве. Тебеэто не понравится!
— Я знаю. Мне хотелось бы заниматься уголовным правом иработать в аппарате окружного прокурора.
— Правильное решение, Джин. Вот увидишь, ты непожалеешь!
Лиз считала, что ей потребуется не больше трех месяцев,чтобы довести до конца дела, которые она уже приняла в производство. Послеэтого Лиз собиралась устроить себе многомесячные каникулы, которые она давнозаслужила. Такой перерыв был ей просто необходим, во-первых, для того, чтобыизвестить всех своих прежних клиентов об изменении ее специализации, аво-вторых, чтобы побыть с детьми. Лишь недавно Лиз поняла, что они слишкомдолго терпели, пока она пыталась жонглировать двумя дюжинами шароводновременно. Теперь она чувствовала себя обязанной устроить что-то вродепраздника общения.
— Если я подам заявление в колледж до концагода, — сказала Джин, — я смогу начать учиться уже в будущемсентябре. Таким образом у меня будет три-четыре месяца. Мне тоже не мешаетотдохнуть.
Джин чувствовала себя так, словно за прошедший год постарелалет на двадцать. И удивляться этому не приходилось, хотя ни она, ни Лиз невыглядели старухами. Слишком тяжело работали обе женщины все это время.
Лиз все еще болтала с Джин, когда зазвонил телефон. Это былаКэрол, и Лиз сразу показалось, что в голосе домработницы звучат паническиенотки.
— Что случилось? — воскликнула Лиз.
— Джеми! — сказала Кэрол, и Лиз почувствовала, какот недоброго предчувствия у нее сжалось сердце.
— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?! — почти крикнула она, изо всехсил стараясь держать себя в руках.
— Он хотел повесить на елку пластмассового ангела.
Я в это время занималась с Мег, а Джеми достал складнуюлестницу и… Я думаю, у него сломана рука, миссис Сазерленд.
— Черт! — Лиз слышала в трубке плач своегомладшего сына. — Что сказал врач?
— Они еще не приехали, но я думаю, перелом достаточносерьезный. У него ручка так вывернулась.
