Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
Оксана плюнула ему в лицо и забыла. Ей надо было думать о ребенке.
После смерти Петеньки Костя неожиданно быстро женился на Маргарите. Трудно сказать, что подвигло его на этот шаг – понимание ли, что он стареет и становится уже не таким лакомым кусочком для элитных невест, или какие-то иные соображения, но теперь он стал членом семьи и совершенно невозможно стало от него избавиться.
Оксану теперь ничто не волновало, кроме душевного состояния Давида. Она готова была, что муж, узнав правду, выкинет ее на улицу, но не хотела причинять ему боль, поэтому молчала и была приветлива с Рогачевым, лишь бы только он не признался, что был настоящим отцом Петеньки.
Время шло. На девяносто третьем году ушла из жизни Римма Семеновна, но Оксане от нее достались не только картины. Нотариус вызвала ее к себе и, исполняя последнюю волю покойной, передала конверт, в котором оказалась коротенькая записка следующего содержания: «Рогачев настучал мне, что Петя от него. Поставь за меня свечку, что я Давиду не сказала, и в другой раз лучше выбирай любовников».
В этом месте Ирочкиного рассказа Зиганшин вспомнил слова Давида Ильича, как бабушка после сердечного приступа хотела отдать им картины, но на следующий день передумала. Она позвонила на кафедру, и Дымшиц вне себя от радости рассказал лучшему другу, что скоро деньги будут и Петя поправится.
Рогачев, видимо, тут же понесся к Римме Семеновне с признаниями, что настоящий отец ребенка – он. Зачем он это сделал? Твердо решил жениться на Маргарите и не хотел лишаться ценного имущества? Или так ненавидел Оксану за то, что вырвалась из-под его зависимости и обрела счастье с Давидом, что не пожалел собственного ребенка?
Зиганшин вздрогнул от тоски и отвращения. Как тягостно жить человеку с такой черной душой…
Что ж, Римма Семеновна после тяжелой внутренней борьбы решила отдать картины ради спасения родного правнука, но тут очень кстати выясняется, что это вовсе не правнук, не родная кровь, а чужой ребенок чужой и лживой девки, обманом втершейся в семью. С какой стати жертвовать ради него фамильными ценностями?
Римма Семеновна до последних дней жизни работала, занималась своим любимым искусствоведением и не утруждала себя заботами о малыше. Она просто плохо знала Петеньку, не успела привязаться к нему так, чтобы кровное родство перестало иметь значение. Да, ребенок страдает, но он не один такой. Много чужих детей болеют, такова жизнь.
Да, бабушка была кремень, но все же не совсем конченая. Все-таки не рассказала Давиду, что ребенок не от него…
А с другой стороны, знала, какой подонок Рогачев, и все же позволила ему жениться на своей дочери. Промолчала, не отговорила Маргариту от брака с негодяем. Почему? Думала, пусть лучше Рогачев войдет в дом и дочка останется при мне прислугой, чем выйдет неизвестно за кого, не дай бог уедет, поживет с нормальным человеком и поймет, как я всю жизнь ее подавляла?
А вдруг Костя нравился ей, потому что она видела в нем родственную душу и знала, на какие струнки жать, чтобы управлять им?
Или видела, что Маргарита любит Костю с такой силой, что ради брака с ним пошлет подальше собственную мать? Да, наверное, Римма Семеновна это чувствовала и не стала обострять, но все-таки отомстила дочери за потенциальное предательство, составив завещание в пользу внука. Заодно и Оксану повозила мордой об стол.
Только это все догадки, теперь никогда не узнать, о чем думала эта суровая женщина.
А бедная Оксана Максимовна должна была улыбаться Рогачеву даже после того, как узнала, что он отрезал сыну все пути к выздоровлению. Должна была его терпеть, потому что иначе все стало бы известно мужу.
Дымшиц сказал, что не хотел второго ребенка, в том числе и потому, что боялся своей дурной наследственности. Только наследственность была не его, и если бы он это знал, то мог бы построить свою жизнь иначе.
Мог бы заставить Оксану родить еще или развестись с ней и жениться на хорошей честной женщине.
А вдруг Оксана думала, что если бы он узнал, что Петенька, которого он любил и оплакивал, не от него, то стал бы горевать намного меньше?
Зиганшин поразился абсурдности этой мысли. Только она не намного более абсурдна, чем его идиотские рассуждения, что он не любит своих детей, потому что они не от него. Боже, какой он был идиот, и почему многие важные вещи узнаешь только через горе? Потому ли, что счастье выбираешь сам, а горе обрушивается на тебя без спроса и предупреждения?
Он так задумался о своих детях, что отвлекся от разговора, а между тем Ирочка рассказывала, что тяготилась своими отношениями с Оксаной Максимовной, которые стали напоминать, в конце концов, алкоголизм, где Ирочке отводилась роль водки. Оксана сама тяготилась своей зависимостью от Иры и честно пыталась от нее избавиться. Иногда паузы в общении достигали полугода, но потом Оксана срывалась, вызывала Иру якобы на стрижку, а сама плакала и жаловалась на жизнь, а потом наступало что-то вроде похмелья, Оксана звонила подруге, умоляла ничего никому не рассказывать. Ира обещала и держала слово, хотя не любила хранить секреты. Немного обижало, что ее собственная жизнь не интересовала Оксану ни в малейшей степени, нечего было даже пытаться заводить разговор о собственных проблемах, которые в принципе действительно представлялись мелкими по сравнению с горем подруги. Искупая свое равнодушие, Оксана направляла к Ирине на стрижку всех своих знакомых, делала дорогие подарки, которые были не в радость, но приходилось терпеть.
Несколько дней в году можно посвятить женщине, которую судьба наказала гораздо злее, чем тебя.
Очень тяжелой оказалась их предпоследняя встреча. Оксана была совершенно убита бесцеремонным визитом какой-то бабки, благодарившей ее за спасение внука. «Значит, Петю можно было вылечить!» – твердила Оксана, и не слушала Ирочкиных возражений, что прошло почти двадцать лет, медицина за это время сильно продвинулась, а когда болел Петя, эффективных препаратов просто не существовало в природе.
Оксана была совсем плоха, Ирочка просидела с ней весь день, и впервые дождалась возвращения Давида Ильича с работы, хотя обычно уходила раньше, чтобы не сталкиваться с ним. Оксана не хотела, чтобы муж знал, что они общаются.
Ира хотела поговорить с Дымшицем, чтобы он показал Оксану хорошему психотерапевту, но постеснялась, думая, что ее разговор наедине с Давидом насторожит подругу.
Поэтому она молча ушла, а у Дымшицев дело, кажется, кончилось валокордином и таблеткой снотворного.
На следующий день Оксана против обыкновения не дала о себе знать. Ирочка встревожилась, позвонила сама (женщины общались только по городскому телефону, который оперативники проверили невнимательно и не установили, что подруга Маргариты Ирочка связана с Оксаной, иначе, разумеется, этот разговор состоялся бы гораздо раньше).
В общем, Ира позвонила, предложила помощь, сказала, что готова приезжать хоть каждый день, пока Оксане не станет легче, но подруга неожиданно спокойным тоном извинилась за свой вчерашний срыв. Она сожалеет, что дала волю злым и темным чувствам, но теперь все хорошо. Она рада, что этот ребенок поправился, вот и всё.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
