Засаду решили устроить на том участке железной дороги между Брянском и Орлом, что находился неподалёку от села Апраксино.
В этом месте почвы лежали худые, песчистые, ни единого дубка не видать, сплошь сосны.
Пушки 42-линейки подкатили чуть ли не к самой дороге, спрятав за густой порослью. Свои места заняли и Т-13, и броневики.
В двух местах под рельсами заложили мины и стали дожидаться передвижной резиденции Льва Давидовича…
…Кирилл прохаживался между деревьями, сдерживая себя, нарочито медленно переставляя ноги, вдыхая свежий воздух, отдающий смолой и хвоей.
Он раз за разом прокручивал в голове план захвата и не находил в нём явной слабины. Должно вроде сработать…
Тут прибежал Юнус.
— Сердар, — взволнованно заговорил он, — Ахмед сообщил: едут!
— Ага!
Сердце у Авинова забилось чаще. Начинается!
— Всем приготовиться! — прокричал он. — Юнус, передай капитану Тихменёву, чтоб выводил паровоз!
— Есть!
И снова потянулось ожидание. Ненадолго, правда.
Вскоре слева, со стороны Орла, послышалось астматическое сипение, завиднелся султан клубившегося дыма — это команда Тихменёва выводила из тупика старенький паровоз.
Приближаясь к месту засады, дымящая и парящая машина сбросила скорость, покатилась медленно, будто из последних сил.
Было видно, как двое офицеров и «всамделишный» машинист покинули паровозную будку.
Минуты не прошло, как с запада донёсся пронзительный гудок — это оповещал о себе бронепоезд.
— Едет, зараза… — проворчал Кузьмич. — Кхым-кхум…
— Может, пропустим Льва Давидовича? — улыбнулся Кирилл.
— А от хрена с морквой!
Вот и блиндированный «Предреввоенсовета»…
Огромный и тяжёлый, влекомый двумя мощными паровозами личный поезд Троцкого, «летучий аппарат управления наркомвоена», передвижная крепость-дворец, где стучал пишмашинками секретариат, работал телеграф и мощнейшая радиостанция, имелись гараж с грузовиками и легковыми «моторами», типография газеты «В пути», баня и царские салон-вагоны, в которых Лейба Бронштейн почивать изволил.
Заметив паровоз на путях, машинист «Предреввоенсовета» слал истошные гудки, но встречный локомотив продолжал вяло двигаться.
Броневой поезд сейчас походил на огромное серое чудовище, которое насторожилось — в амбразурах броневагонов задвигались стволы пулемётов, морские орудия на стальных площадках угрожающе опустились.
— Давай! — спокойно сказал Авинов.
Исаев резко закрутил рукоятку «адской машинки». Два взрыва грянули как один, вскидывая в воздух гравий, пыль, расщепленные шпалы, загибая рельсы.
«Ревматы» — революционные матросы, — составлявшие «кожаную сотню», личную гвардию Троцкого, не отличались сообразительностью, но на то, что они попали в западню, их понимания хватило.
Бешено задолбили пулемёты, ни к селу ни к городу выстрелила гаубица, уславшая снаряд вёрст за десять.
— Огонь! — закричал Кирилл.
42-линейки ударили вразнобой, выблеснули огнём, стреляя почти в упор, и тут уж никакое блиндирование не выдерживало — броню разрывало с визгом и грохотом, пулемёты смолкали один за другим. Круглая башня, разворачивавшая ствол шестидюймовки, вдруг замерла.
Артиллеристы Гулевича били по бронеплощадкам, выводя из строя морские орудия «Предреввоенсовета». Не стоило искать Троцкого среди тех, кто отстреливался в броневагонах.
— Огонь!
Подключились танки. Их калибр был послабже, но рвать металл могли и трёхдюймовки, особенно если стрельба шла практически вплотную.
Огонь вёлся и с противоположной стороны — там орудовал Саид — только взрывы слышны были глуше.
— Вперёд!
Петерс выскочил первым.
— Вторая рота, за мной, в атаку!
— Ур-ра-а! — грянула вторая рота, выносясь из соснового бора.
С лязгом и скрежетом распахивались стальные дверцы броневагонов, навстречу белым бросались здоровенные матросы в кожаных куртках, штанах и будёновках, с красными звёздами на рукавах и с жестяными шевронами «Поезд Предреввоенсовета».
«Ревматам» хватило ума понять, что под дулами пушек не отсидишься, сдохнешь скорее. И пусть они окажутся без защиты брони, будет надежда прорваться и уйти.
От души паля из маузеров, часто с обеих рук, матросы яростно атаковали белых, нарываясь на короткие и длинные очереди из ППТ.
Положив парочку «кожаных», Авинов ворвался в броневагон, постреливая в тёмные углы «для профилактики».
Выстрелы отдавались гулом, металлические стены усиливали звук, почти оглушая.
Приоткрылась дверь одного из купе, мелькнул ствол.
— Ложись! — крикнул Исаев.
Кирилл, не думая, бросился на пол, краем глаза улавливая бросок гранаты.
Металлическая дверь захлопнулась, уже пропустив «подарок». Короткий грохот, удар — и в щели пополз едкий дым.
Вскочив, Авинов бросился по коридору, освещённому тусклыми лампами под клёпаными бронелистами потолка.
Дроздовцы бежали следом с гулким топотом, отворяя двери, стреляя сразу или сперва угощая матросов прикладами.
Обернувшись, Кирилл узнал Сороку, Букеева и прочих из четвёртой роты. Ну от этих милости не дождёшься. Лютый народ.
С разбегу Авинов ввалился в салон-вагон, поражавший блеском и роскошью — диваны, кресла, зеркала, хрусталь, позолота, картины…
Кирилл увидел спину убегавшего в чёрной кожаной шинели и крикнул:
— Стой! Стрелять буду!
Убегавший тотчас же развернулся, оборачивая к Авинову жёлтое лицо с ощеренным ртом. Усы, бородка, пенсне… И маузер.
Кирилл хотел было метнуться в сторону, уходя с линии огня, но сзади подбегал Сорока, тогда пуля достанется ему…
Финский нож, с силою брошенный Исаевым, просадил руку Троцкого, вскидывавшего пистолет.
— Ай! — И маузер падает на роскошный ковёр, истоптанный сапогами.
— Этого — живьём! — твёрдо сказал Авинов, удерживая рванувшегося подпрапорщика.
Елизар Кузьмич и здесь оказался первым. Вот только здесь стоял, а уже гнёт предреввоенсовета, сгибает его в три погибели, вяжет, пакует…
Кирилл нагнулся, подбирая маузер Троцкого с рукояткой, инкрустированной орденом «Красное Знамя». Сувенир будет…
— Сердар!
— Саид, держи эту сволочь и береги, как невесту друга!
— Так это же Троцкий!
— Потому и береги. Он нам расскажет мно-ого интересного. Правда, Лев Давидович?
— Нен-навижу, — просипел наркомвоен, тараща глаза, налитые кровью. — Ну почему, почему я не приказал тебя расстрелять, Авинов?!
