– Вот уж не дума;?, что здесь будет так хорошо.
– А на что ты рассчитывал – на ресторан с музыкой?
– Зная Бурлака, на ресторан я не рассчитывал.
– И на девиц не рассчитывал, а, Комбат? – захохотал Андрей.
– И на девиц не рассчитывал.
– Чем бы заняться? – закончив завтрак, спросил Подберезский, поглядывая на окошко, выходившее на бурную реку.
– Дровами займись, голубчик.
– А ты чем займешься, Комбат?
– Я? – Рублев пожал широкими плечами. – Хочешь, тебе помогу?
– Да мы уж с тобой дров накололи – на будущую зиму хватит, а то и на пару лет.
– Кому-то будет хорошо.
– Егерю повезло, Гришиному другу.
– Ну, значит, ему и повезло. Пойду поработаю, что-то лежать не хочется.
– А чего Бурлак тебя не разбудил или меня? – спросил Комбат.
– На хрен мы ему нужны на охоте, Иваныч!
Он же ходит один, бесшумно, веточка не треснет.
А возьми тебя или меня, все испортим и никакой охоты не получится. На зверя ходить – не в разведку.
– Да уж, ты и скажешь! Мы же с тобой тоже не лыком шиты, кое-что умеем.
– Мы с тобой, Комбат, воевать научились, а вот охотники из нас – никакие.
– Да, тут Гриша фору нам даст. Ладно, займусь едой. Мяса у нас навалом, надо хоть что-нибудь приготовить, – сказал Рублев, оглядывая чисто вымытые котелки и кастрюли.
– Вот и займись. Только не делай, пожалуйста, Иваныч, свое мясо «по-рублевски», что-то оно мне надоело.
– Не хочешь – ешь сырое.
– Я не против, – сказал Подберезский и вышел в низенькую дверь.
Комбат прихватил два ведра и по узкой тропинке – двоим не разминуться – направился к реке, чтобы набрать воды и заняться стряпней.
А Подберезский махал тяжелым топором.
Слышались звонкие удары и хохот Андрюхи:
– Э-ка, как я тебя развалил, – приговаривал он, раскалывая очередную толстую, суковатую чурку, – будешь гореть, как миленькая! Будешь тепло людям давать. Неча зря валяться.
Комбат ухмыльнулся, слушая безобидные возгласы друга и неторопливо двинулся к реке.
– Дуреет он от свежего воздуха и от свободы.
Все шло вроде бы хорошо. Но чего-то явно не хватало, и Комбат пытался решить, чего же именно не хватает в его, таком неожиданном отпуске. И тут же улыбнулся сам себе: не хватало приключений. Ведь Комбат привык, что жизнь подбрасывает ему всяческие штучки, загоняет в невероятные ситуации, из которых приходится выбираться.
А пока все шло гладко. Проснулся, поел, сходил на охоту, пострелял, вернулся, поел, выпил немного, поговорил с ребятами о том, о сем.
Вспомнили былое, спели негромко, глядя на огонь в печке, на пылающие поленья. Еще выпили, покурили, сходили к реке, прошлись по тайге. Затем опять вернулись, выпили, покурили, поговорили.
В общем-то, в такой жизни тоже была своя прелесть. Не все же лезть в петлю, подставлять головы под пули! Иногда надо отдохнуть, расслабиться и не ожидать нападения, выстрела, удара ножом.
В общем, здесь, наверное, оставалось одно единственное место в стране, где о Комбате и его ребятах все напрочь забыли, и они никому не нужны, предоставлены лишь сами себе.
Когда Комбат спускался к реке, то сначала услышал, а затем увидел, как далеко над голубоватым горизонтом, километрах в трех-четырех низко пронесся над тайгой тяжелый военный вертолет. Комбат сразу же по шуму двигателя определил марку машины.
«На таких я полетал. И в Афгане пришлось, да и потом».
Он зачерпнул холодной воды, легко поднял ведра и неторопливо, стараясь ступать осторожно, чтобы не поскользнуться, двинулся вверх.
До охотничьего домика оставалось метров сто пятьдесят. Комбат еще оглянулся на маленькую бревенчатую самодельную пристань, сооруженную им на днях от нечего делать, на моторку, привязанную прямо к дереву. На этой моторке они и поднялись по Ангаре, бурной и широкой, сюда, в тайгу. Эту моторку они обещали пригнать в целости и сохранности.
Уже подходя к домику, но еще не поднявшись на обрыв. Комбат услышал странный шум, и незнакомые голоса.
«Кто бы это мог быть?» – подумал он, ускоряя шаг, расплескивая воду.
Едва он поднялся на обрыв, как увидел странную картину. Человек девять вооруженные автоматами, в камуфляже, стояли метрах в восьми от Подберезского, все имеющееся оружие было нацелено на Андрея, а у того в руках был лишь топор.
«Что за хренотень такая?» – подумал Комбат и инстинктивно отшатнулся в сторону.
– Мужики, да вы что, охренели? – громко кричал Андрей.
– Руки! Руки подними! – слышались грозные окрики вооруженных людей.
«Да что это такое!» – опять подумал Комбат, ведер в его руках уже не было.
– Топор брось к стене, двигайся к дому!
Андрей Подберезский, еще ничего не понимая, двинулся к дому.
– Руки! Руки за голову! Где еще двое?
– Какие двое? – говорил Подберезский, чувствуя, как ствол автомата упирается ему в поясницу.
– Где твои дружки-уголовники?
– Какие на хрен уголовники? Я здесь один, вам ясно? Один!
– Сейчас ты нам все расскажешь! Стольких людей положили!
«Что-то странное, – подумал Комбат. – Явно военные, что они делают в такой глухомани? Зачем Андрюху заставили встать к стене?»
Первым инстинктивным желанием было спрятаться, а затем напасть, броситься на вооруженных людей. Но Комбату хотелось понять, в чем здесь дело. И вертолет, который он видел вчера дважды, и один раз сегодня утром, вооруженные люди – все это говорило о том, что происходит нечто скверное.
«Неужели учения? – одного в камуфляже он успел рассмотреть хорошо. – К дому не подберешься, – понял Борис Рублев, – а все оружие – там. Карабины, ножи. А здесь он голый, разве что два ведра с водой. Ну, думай, Комбат, решай, что делать».
А Подберезскому уже заломили руки и на запястьях защелкнули наручники.
– Да у них тут оружие, – послышался голос сержанта, и тот вышел из домика, держа в руке два охотничьих карабина.
– Да мы охотники, отдыхаем здесь! Вы что, с ума сошли, бойцы?
– Молчать! – рявкнул на Подберезского офицер. – С тобой будем разбираться в другом месте.
– Я из Москвы приехал сюда, отдыхаю здесь.
– Браконьерничаешь?
– Да ничего мы не браконьерничаем.
– Ага, значит, ты здесь не один?
– Не один, – сказал Комбат, выходя из укрытия и направляясь к военным.
Те от неожиданности даже опешили и быстро навели на него оружие.
