В 1603 году я узнал, что Мигель де Сервантес вернулся в Мадрид – вместе с сестрами и дочерью Исабель. Я с любопытством наблюдал, как угасший было жар ненависти снова воспламеняет сердце дона Луиса.
Однажды утром, когда мы встретились в библиотеке, чтобы обсудить порядок заметок к роману, он внезапно спросил:
– Вы ведь слышали, что он в городе, не так ли? Я понимаю, почему вы промолчали: не хотели меня огорчать. Но мне не будет покоя, пока я не выясню, что он здесь делает.
Я предложил вернуться к прежнему моему ремеслу соглядатая.
– Нет, Паскуаль, я и слышать об этом не желаю. Теперь вы мой секретарь, и такая работа вам не подобает. Наймите человека, который будет следить за каждым движением Мигеля и отчитываться вам лично. Я должен выяснить, зачем он спустя столько лет вернулся в Мадрид. Наверняка у него припрятан туз в рукаве.
Сервантесы сняли дом по соседству с кварталом ремесленников. Женщины обеспечивали семью, занимаясь шитьем. Также до меня дошли слухи, что бывший любовник сестры Мигеля, которую звали Андреа, до сих пор помогает ей деньгами. О самом Сервантесе говорили мало. Он редко выходил на улицу и больше не появлялся в сомнительных тавернах, куда так любил захаживать в молодости. Каждый вечер можно было видеть, как он сидит на втором этаже за столом, жжет свечу и до самого рассвета водит пером по бумаге. Одна из сестер обмолвилась соседу, что Мигель пишет роман.
Когда я сообщил об этом дону Луису, он заметил:
– Мигель был писателем. С тех пор как вышла эта ужасающая «Галатея», он не напечатал ни строчки. К тому же с тех пор минуло двадцать лет. Нет, я не верю, что он напишет роман – по крайней мере, стоящий.
Однако я чувствовал, что дон Луис не уверен в собственных словах. Мысль, что Сервантес больше никогда ничего не опубликует, служила ему источником глубочайшей отрады.
Затем, так же необъяснимо, как Сервантесы появились в Мадриде, они собрали вещи и отбыли в Вальядолид. Я тотчас уведомил дона Луиса. По крайней мере, у нас появился новый повод для беседы – помимо загадочного будущего романа Мигеля.
– К чему вся эта суета, Паскуаль? Переехать в другой город стоит недешево. Да и стары они уже для бесконечных скитаний. Мигель определенно что-то скрывает. Вам так не кажется? Нет, это не просто роман. Но что тогда?..
Примерно в это время меня осенило, что я работаю на человека, повредившегося в уме. Мне стало не по себе. Как известно, безумие заразно: тот, кто проводит много времени с душевнобольным, сам начинает видеть мир в искаженном свете.
Вскоре до Мадрида доползли слухи, что на пороге вальядолидского дома Сервантесов был убит человек, и всю семью ненадолго заключили под стражу.
– Какая низость! Какая грязь! – восклицал дон Луис. – Наверняка это он и совершил убийство, Паскуаль. Его распутных сестер давно следовало проучить. Какая жалость, что с Сервантеса сняли обвинения. Надо было выдворить его из королевства еще много лет назад. Он с младых ногтей проявлял преступные склонности.
В декабре 1604 года издатель Франсиско де Роблес опубликовал в Вальядолиде первую часть «Дон Кихота». Дон Луис незамедлительно попросил меня заказать томик у одного из самых почтенных книготорговцев, поскольку боялся, что тираж распродадут раньше, чем он успеет прочесть роман. Уже был составлен длинный список мадридских заказчиков. «Дон Кихот» вышел всего пару недель назад, а испанская публика приняла его с такой жадностью, какой я не мог припомнить на своем веку. Мигель де Сервантес за одну ночь сделался знаменитым. Куда бы я ни пошел, все только и говорили что об этом романе. Даже те, кто его не читал, могли пересказать какой-нибудь забавный эпизод.
Когда я вручил дону Луису его экземпляр, он удалился в библиотеку и не покидал ее двое суток. Проходя мимо дверей, я слышал, как мой хозяин призывает все возможные проклятия на голову Сервантеса и стонет, будто его пытает Священная канцелярия.
Смерть сына стала для дона Луиса сокрушительным ударом. В лучшие свои дни он выглядел как восставший из могилы скелет. Однако успех «Дон Кихота» нанес нестерпимое оскорбление его чести. Однажды он сказал во время обеда:
– По слухам, короля застали за чтением романа. Он громко смеялся. Значит, все придворные тоже его прочли: им же нужно угодить его величеству. – Голос дона Луиса дрожал от сдерживаемой ярости. – Чего я вам не сказал, Паскуаль, так это того, что много лет назад, когда мы с Мигелем еще были друзьями, я как-то раз перебрал вина и выболтал ему замысел истории о мечтателе, который своими бреднями привел всю семью к разорению. – Дон Луис сделал паузу, давая мне возможность осмыслить его слова. – Я не хочу, чтобы вы считали меня простым завистником. Прославленный Дон Кихот Сервантеса украден у меня!
Тогда-то я понял, что ревность, ненависть и жажда мести были теми нитями, которые еще связывали дона Луиса с этим миром. Я почувствовал к нему жалость.
– Если вас это утешит, – сказал я, – по слухам, он продал свои права издателю за чечевичную похлебку. Если не считать известности, Мигель де Сервантес Сааведра беден как церковная мышь.
– Ха! – воскликнул дон Луис, и лицо его озарилось радостью.
Через несколько месяцев после выхода «Дон Кихота» Сервантес с женской частью семейства вернулся обратно в Мадрид.
Мы с доном Луисом встречались в библиотеке каждое утро, кроме воскресенья. Он восседал в удобном кресле у окна, я – за длинным столом, склонившись над стопкой бумаги и чернильницей и держа перо наготове. Большую часть времени он размышлял вслух о будущем романе.
– Я напишу нечто выдающееся, – говорил он. – Это будет великое произведение. Иначе не стоит и браться за дело.
Я начал думать, что он так ничего и не напишет – ни великого, никакого другого. Многие часы мы провели, просто сидя в молчании. Однажды утром, вскоре после того, как дон Луис узнал о возвращении Сервантесов в Мадрид, он заявил:
– Паскуаль, я просто не могу позволить ему наслаждаться славой.
Я невольно схватил перо, приготовившись записывать.
– Что ты делаешь, тупица! Я еще не диктую.
Это был первый раз, когда он меня оскорбил. Если не считать неизменно снисходительного тона, я никогда не слышал от дона Луиса худого слова. Я с трудом сглотнул, пытаясь скрыть обиду.
– После многих молитв и раздумий я пришел к убеждению, что должен написать вторую часть «Дон Кихота». Если люди пишут вторых, третьих и четвертых «Диан» и «Амадисов», кто скажет, что я не имею права на второго «Дон Кихота»? Это старая и уважаемая традиция. – И он выжидательно взглянул на меня.
– Конечно, это ваше право, дон Луис, – поспешно заверил его я. – К тому же ваше продолжение будет лучше, чем начало Сервантеса.
– Спасибо, Паскуаль. Конечно, оно будет лучше. Я получил прекрасное образование, знаком с классикой и посещал университет, где изучал латынь и древнегреческий. Но мой роман превзойдет Сервантеса не поэтому, а потому что я нравственный человек. Первый «Дон Кихот» – кощунственная книга. Да, кощунственная. Я вполне уверен в этом определении, Паскуаль, и сознаю точное значение каждого слова. Если бы этот роман не приглянулся королю, им бы давно занималась Священная канцелярия. – Он остановился перевести дыхание. – Мой «Дон Кихот», напротив, отразит повсеместную распущенность испанского общества, лучшим свидетельством которой как раз и является святотатственное сочинение Мигеля. Вы помните, как в конце первой части он намекает на будущие странствия своего рыцаря? Что ж, я лишь продолжу историю с того момента, где он остановился.
