На О’Брайена сыпались ветки и листья. Он прикрыл руками голову и медленно встал. Перебежал кладбищенскую дорогу и подошел к статуе. О’Брайен смотрел на статую крылатого ангела и думал о картине Босха «Святой Иоанн на Патмосе». Ангел с картины был похож на эту статую: правая рука приподнята, крылья расправлены, на лице спокойствие. В мерцающем свете молний О’Брайен разглядел небольшое озерцо футах в пятидесяти от статуи.
Перед статуей лежал кусок гранита размером с буханку хлеба. О’Брайен поднял камень и отложил его в сторону. Потом взглянул на часы. 5:29. Осталось меньше тридцати минут.
94
Двое сотрудников Управления исполнения наказаний вывели Чарли Уильямса из камеры смертников. Последовало неловкое молчание. Один из сотрудников, постарше, произнес:
– Сынок, надеюсь, ты примирился с Господом.
– А я надеюсь, вы знаете, что убиваете невиновного человека.
Его отвели в камеру смерти. Строго посреди белоснежной комнаты стояла каталка. Там же ждали еще двое охранников: руки сцеплены спереди, лица мрачные и осунувшиеся. В углу, рядом с черным телефоном, висящим на стене, стоял начальник тюрьмы. Белая занавеска на левой стене комнаты была задернута.
– Сынок, нам нужно тебя подготовить, – сказал охранник постарше. – Проходи и не нервничай. Ты должен лечь на стол.
Чарли посмотрел на занавеску, его губы задрожали, подбородок выпятился.
– Я не хочу, чтобы кто-то смотрел, как я умру. Это неправильно.
– Закон штата, – сказал начальник тюрьмы. – Управление тут ни при чем. Должны быть свидетели, на случай, если кто-то попытается заявить, что мы сделали что-то неправильно.
– Куда же еще неправильнее? Вы убиваете не того человека!
Начальник тюрьмы мотнул головой. Три охранника обступили Чарли Уильямса и повели его к каталке.
– Я не могу туда: будто лезу в кровать, чтобы меня убили, – сказал Чарли.
– Уложите его и пристегните, – распорядился начальник тюрьмы.
– Нееет! – закричал Чарли.
По его штанам растекалось мокрое пятно в форме листа.
– Не дайте им увидеть, как я обоссался! Пожалуйста! Господи, не пускайте их! Не открывайте занавеску! Я не убивал Алекс!
– Держись, сынок, – мягко сказал охранник.
Когда пристегнули ноги и приготовили первый препарат и иглы, открыли занавеску. Чарли Уильямс повернул голову и посмотрел на стеклянную перегородку. Он думал, что увидит головы сидящих по ту сторону людей, вроде косяка проплывающих под водой рыб. Но он видел только свое отражение. Он не узнавал своего перепуганного лица. И не мог сдержать слез.
95
О’Брайен начал копать, держа фонарик во рту. Мокрая земля легко поддавалась лопатке. Ветер шелестел листьями, хлопал кривыми ветвями дубов. Деревья скрипели и стонали в ночи.
Вдруг донесся звук удара металла о пластик.
О’Брайен принялся яростно копать руками, грязь летела во все стороны. Он стер землю с верха и боков и осторожно достал из ямы контейнер «Тапперуэр»[26].
О’Брайен присел у ног статуи и открыл крышку. Внутри лежал восьмидюймовый кухонный нож и пакет с красновато-коричневой пленкой засохшей крови.
Прогремел гром. В шею О’Брайена под левым ухом ткнулась холодная сталь.
– Вставай!
О’Брайен поднялся и в свете молнии увидел чистое зло. Лицо Кристиана Манеру. Его глаза буравили ночь, как зарница просвет в тучах. На нем был темный плащ с поднятым капюшоном, а пистолет целился точно в сердце О’Брайена.
– Манеру, они знают, что ты здесь. Самое умное, что ты сейчас можешь сделать, это сдаться, отговориться невменяемостью и провести остаток своей никчемной жизни в комнате с мягкими стенами на торазине[27].
