Я зашелестел тетрадкой.
Параграф три, вернее, его первая часть, где говорится о вступлении в ряды стрелков. Вот: «В ряды стрелков зачисляется лицо, сделавшее взнос в кокаиновый банк Армии и прошедшее ряд испытаний. Не прошедший испытания получает статус „непретендент“. Непретендент не имеет права повторного участия в испытаниях, подвергается наказанию в соответствии с категорией — „средний проступок“ Устава Наказаний и выпроваживается за пределы Цитадели».
«Непретендент» — вот так словечко! Точно лежащее поперек дороги бревно. Непретендент…
Память выстрелила двумя образами — Киркоров и Снегирь. У одного нет глаза, у другого — руки. Выходит, категория «средний проступок» Устава Наказаний подразумевает кару в виде увечья. Если учесть, что четверых претендентов уже пустили в расход, — это не самая худшая перспектива…
3. Служу лорд-Мэру!
— Подъем!!!
Я подскочил на нарах, ударившись головой о низкий потолок. Посреди помещения стоял тот самый низкорослый офицер, что встречал нас у входа в Цитадель. Рядом с ним — два автоматчика.
Претенденты попадали с коек, как лещина поздней осенью. Я спустился вниз, стараясь не зацепить носком ботинка голову стоящего навытяжку Бориса.
— В шеренгу стройсь, — гаркнул офицер.
Заспанные претенденты кое-как упорядочили свои ряды.
— Тепленькие ото сна, — засмеялся офицер, разглядывая нас.
Он достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, лениво развернул.
— Первый?
— Здесь! — откликнулся стоящий неподалеку от меня претендент.
— Отвечать — «Я».
— Я!
— Второй?
— Я!
Офицер выкликнул все номера, вплоть до тридцать второго (до моего). Шестой, семнадцатый, двадцать первый и двадцать девятый не откликнулись — видимо, это те, пущенные в расход, о которых упоминал Сосо.
— На выход!
— Офицер, — подал голос кто-то из «номеров». — Мы еще даже не ели…
— Ничего, на пустой желудок умирать легче.
Стрелки засмеялись, бряцая оружием.
Претенденты друг за другом покинули барак и выстроились в неровную шеренгу.
— По двое, по двое, — суетился офицер.
Я встал рядом с Борисом. Он улыбнулся и кивнул мне.
— Итак, — начальственный коротышка дождался, пока ряды более-менее упорядочились. — Сейчас я поведу вас в Золотую Долину, в самое сердце Цитадели. Хочу предупредить, что в Золотой Долине вы, грязное паршивое мясо, должны вести себя тише воды ниже травы. Любого, кто пикнет без приказа, ждет… Сами знаете, что ждет.
Офицер, повернулся, резко взорвав снег каблуками сапог, и двинулся вверх по улочке, стиснутой с двух сторон клещами бараков. Мы — вслед за ним, неумело укорачивая шаг, натыкаясь на впереди идущего. За моей спиной дышал автоматчик, слева и справа от колонны шагали два его товарища.
Мы проследовали мимо памятника рабочему и колхознице и очутились перед той самой шестиколонной аркой, за одну лишь попытку приблизиться к которой я получил прикладом от Сосо.
— Стой, — крикнул офицер.
Колонна замерла.
Дежурившие у арки стрелки ухватились за цепи, приваренные к чугунным воротам. Потянули… Ворота медленно распахнулись. Вслед за офицером, «номера» по двое стали проникать в сердце Цитадели, последними (как всегда) вошли мы с Борисом.
Черт подери, неужели все это — ради нас? По обе стороны широкой площадки, заканчивающейся колончатым дворцом с золотистым шпилем, выстроились стрелки в полном обмундировании. На белом теле дворца — ярко-зеленое пятно; когда мы приблизились, я понял, что это плакат: странного вида юноша держит у щеки мобильный телефон; и надпись: «Будущее зависит от тебя». На длинных флагштоках позади стрелков трепещут на ветру красные тряпки. Посреди площадки — нечто вроде эшафота, только без виселицы и пня. На эшафоте — вроде как кресло с высокой спинкой (пустое).
Коротышка — офицер, кажись, оробел не меньше нас, претендентов. Он, заикаясь, доложил стоящему у эшафота лысому особисту (черный кожаный плащ, значок-пасть) о прибывшем мясе.
— Прекрасно, — кивнул особист.
Похоже, здесь все чего-то (или кого-то) ждали. Напряжением ожидания сгущался воздух. Особист нервно сжимал что-то в кармане. Не иначе, рукоять пистолета.
Со стороны белого дворца раздалось тарахтенье, переходящее в механический кашель. На площадку выехал черный автомобиль, и на высокой скорости помчался на нас. Когда казалось, что сейчас наша колонна будет втоптана в ледяную корку, раздался визг тормозов, и машина замерла прямо у эшафота. Передняя дверца распахнулась. Моложавый особист спрыгнул вниз, и тут же принялся орать лысому коллеге, чтобы тот очистил пространство перед эшафотом.
Лысый, в свою очередь, заорал на приведшего нас коротышку — офицера.
— Подай назад, — бледнея, крикнул офицер.
Мы отодвинулись шагов на двадцать ближе к воротам.
Обе задние дверцы машины отворились. Я смотрел во все глаза. Из темного нутра вылезли два черных особиста. Один из них держал в руках винтовку со снайперским прицелом.
Особисты настороженно осмотрелись. Кругом была тишина. Мне показалось, что я слышу неровное дыхание стоящих в шеренгах стрелков. Особист, который с снайперкой, наклонился к заднему сиденью, и что-то сказал (значит, в машине есть кто-то еще).
Сначала показался остроносый сапог с золотистой пряжкой над каблуком, затем — край красной ткани.
Статный мужик в красном, расшитом золотыми узорами, плаще с явным удовольствием распрямил могучую спину, тряхнул рыжей копной волос (почти такой же, как у Марины). Длинная рыжая борода схвачена у подбородка золотым кольцом и оттого напоминает рыбий хвост; на груди — массивный блестящий медальон в виде креста; на поясе — самурайский меч без ножен.
«Сущий попугай», — мелькнула крамольная мысль.
«Попугай» поднялся по скрипящим деревянным ступеням на эшафот, опустился в кресло. Охранники последовали за ним. Снайпер тут же вскинул винтовку и принялся процеживать через прицел не только наши ряды (претендентов), но и шеренги стрелков.
Возбуждение охватило меня. Кто этот рыжий? Уж не Лорд-мэр ли?
Точно прочтя мои мысли, особист, подойдя к краю эшафота, закричал:
— Приветствуем носителя креста, главу ОСОБи, отца Никодима!
Стрелки загудели — трудно понять — приветственно или неодобрительно.
Так вот значит, кто он, наш красный «попугай». Глава ОСОБи… Не участвовал ли этот ублюдок в допросе Марины? До эшафота шагов двадцать пять, не больше, если вырвать пистолет у коротышки-офицера… Снайпер может и не успеть…
Перед моим внутренним взором возникло грустное лицо Христо, я вспомнил его слова: «Тогда напрасны все те жертвы и муки, что принесли возрожденцы на алтарь нового мира. В том числе, напрасны муки Марины…». Он прав, наш учитель Христо, тысячу раз прав: месть — это утеха слабака; сильный не мстит, сильный — творит новый мир. Я буду, я хочу быть сильным!
