Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
— А почему вы решили жену не менять?
— Ничего я не решил. Решают как раз поменять. А если наоборот, то…
— …то не решаются поменять. Вы, я вижу, поменять жену так и не решились. Почему?
— Я просто не задумывался над этим, у меня вопрос так не стоял… Но зато во многих моих спектаклях исследуется вопрос прочности брака, возрастных кризисов и испытания прочности семьи внезапно привалившими деньгами. Когда к человеку приходят деньги, он часто полностью меняет жизнь. И жену тоже. Это подробно описано в моих романах «Грибной царь», «Замыслил я пробег», «Хомо эректус». Последний, кстати, самый посещаемый в Москве спектакль, потому что его играют 4–5 раз в месяц в зале на 1200 мест! Моя пьеса собирает даже больше, чем чисто коммерческая пьеса «Влюбленный таксист». Я получаю неплохие проценты со сборов!..
Вы только обязательно запишите вот что… У меня в Москве сейчас идет пять пьес. Две в Художественном театре им. Горького, одна в театре Рубена Симонова и две в Театре сатиры. Я один из самых востребованных современных драматургов. У меня «Козленок в молоке» 500 раз уже поставили! Аналогов нет. И по всей стране у меня идет очень много спектаклей. В Кирове вот я был недавно на премьере, в Рязани… Я сегодня единственный драматург, который пишет социально-нравственную острую комедию. Никто так не может. Пишут или постмодернистскую или бесконечные перелицовки «Чаек», «Дядь Вань», «Трех сестер»… Мне вообще непонятно, зачем это делается. Я к Акунину вообще с уважением отношусь, но мне непонятно, зачем человек в 50 лет пишет перелицовку «Чайки»! Перелицовкой классики мы, молодые поэты, занимались в 20 лет, когда шло собственное становление. А когда человеку скоро о смерти будет нужно думать, а он пародирует Чехова, стоит спросить: чего ты вообще делаешь в литературе.
Вот я вам еще свою книгу сейчас дарю. Это книга — избранные цитаты из моих произведений… Погодите, не убирайте, я сейчас распишусь на ней.
А теперь перед вами текст, мной исправленный в соответствие с содержанием беседы и завизированный. Полагаю, читатель сразу заметит, что именно он по стилю, логике, аргументации как раз и соответствует всем тем интервью, которые помещены в этой книге. Впрочем, прочтите и убедитесь!
«Я против таких парадов — и гейских, и фашистских!»
Писатель Поляков уже несколько лет трудится в «Литературной газете» главным редактором. С его приходом газета резко изменила курс — если раньше она активно рулила влево, то теперь плывет в противоположном направлении — в сторону реального славянофильства и конкретных духовных ценностей.
Первый же газетный материал, на который упал мой глаз в кабинете главного, был полосной статьей об обряде крещения и о людях, которых «судьба привела в лоно церкви замаливать грехи». Скосив глаза влево, я заметил в углу икону. Перехватив мой взгляд, Поляков признался, что он активно воцерковляющийся человек, но его активность на политике газеты никак не отражается. Я поверил. А как не поверить святому человеку, который работает не корысти ради?
(Первые же строчки интервью, по-журналистски называющиеся «врезом», требуют комментария. Как догадывается читатель, я, конечно, не перехватывал, словно виноватый школьник, взгляд сурового интервьюера Никонова, явно не уважающего славянофилов и православных. И тем более я не признавался ему в «активном воцерковлении». Наоборот, г. Никонов буквально с порога стал допытываться, что за икона в углу, не оскорбляет ли она иноконфессиональных сотрудников ЛГ, верующий ли я сам. Чтобы уйти от сложной для меня религиозной темы, которую с чужими никогда не обсуждаю, я ответил, что, мол, встал на путь воцерковления и предложил поговорить о моей премьере в театре Сатиры. Тут журналист, видимо, окончательно осознал, что перед ним неприятель, и напрямки спросил, какая у меня зарплата?)
— Зарплата у меня не идет ни в какое сравнение с зарплатами главных редакторов либеральных изданий, но я работаю в отличие от них не из-за денег. Скорее, за идею.
…Поляков работает за идею. Идея была одна — поменять прежний «либерально-шизофренический курс газеты на объективный и полифонический». Ведь когда-то, придя в «Литературку», Поляков обнаружил страшное:
— …Газета выходила с обязательной, глумливой первополосной карикатурой, высмеивающей уродов, якобы населяющих Россию. Среди авторов остался узкий либерально-эмигрантский круг. Да еще убогий постмодернизм. Тираж упал ниже 20 тысяч… И продолжал падать, ибо то, что происходит в резервации непуганых либералов, мало кому интересно.
— И тут прийти вы и спасли ее…
— Да! Пришли и спасли — вернули в газету писателей и мыслителей. И нас сразу стала читать провинция, в несколько раз вырос тираж… Или для вас это значения не имеет?
…А еще писатель Поляков очень любит национальную идентичность. О ней он может говорить часами. Вся история по Полякову состоит из попыток одних государств навязать другим свою идентичность. А те сопротивляются! Наполеону сопротивлялись, Древнему Риму, Гитлеру. Теперь вот Америке.
— А зачем вообще нужна национальная идентичность, если транспорт ходит, мусор вывозят, а магазины полны товаров?
— Зачем? Если не нужна, тогда объясните мне, почему Югославия, где и транспорт ходил, и мусор вывозили, и в магазинах все было, раскололась на несколько государств, да еще с такой кровью?! Почему маленькие народы, никогда не имевшие собственной государственности, Эстония, к примеру, организовывают свои государства, которые они даже не в состоянии содержать?
— Социальные психологи считают, что это подростковый комплекс малых народов, которым надо переболеть перед тем, как интегрироваться во взрослый мир. Социальная ветрянка. Пройдет без следа.
— Ну и кто переболел? Чехословакия распавшаяся? Германия воссоединившаяся? Назовите! Кто? Молчите… Существуют законы этнического самосохранения, и они всегда противостоят тенденциям глобализации, не важно в каком виде эта глобализация осуществляется. В виде Римской латинской империи, Священной Римской империи, Наполеоновской империи, Гитлеровской Европы или Объединенной Европы… Иначе бы шотландцы и ирландцы не бились за независимость до сих пор, а спокойно стали бы англичанами. Но они не стали… В Америке в 18 веке включился могучий этнический тигель, плавильный котел. Почему же там теперь 25 процентов говорят по-испански, а остальные — американцы только в офисе, а дома — англосаксы, индусы, китайцы и т. д. Ответьте?
— Варваризация. Варвары проникают под кожу цивилизации, разрушая ее. Тигель не успевает их переплавлять, их слишком много. Именно так деградировал Рим, пока окончательно не пал.
— А кто вам сказал, что испанская цивилизация варварская? Они «Дон Кихота» в подлиннике читают. И Рим пал именно потому, что не смог навязать свою идентичность, например, кельтам или евреям. Или вы думаете, иудеи, народ Библии, бунтовали против римской власти, потому что были варварами и не понимали прелестей имперского глобализма?
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
