К примеру, государственное пенсионное обеспечение и предоставление государственных медицинских или образовательных услуг обосновывались соображениями перераспределения, понятием общественного блага или базовыми потребностями человека. Однако эти формы вмешательства государства можно обосновать и как форму управления рисками.
Перераспределительные программы более общего характера – это также управление рисками. Рассматриваемое с такой точки зрения перераспределение доходов – это страхование очень специфического вида риска, а именно риска родиться в бедной, социально неустроенной семье без доступа к человеческому и социальному капиталу.
Коллективное управление рисками в форме государства всеобщего благосостояния способствует стабилизации экономики на агрегированном уровне. Когда из-за рецессии доходы снижаются, в прогрессивной системе налогообложения налоговые поступления уменьшаются более чем пропорционально. Таким образом смягчается падение частного спроса и компенсируется негативный мультипликационный эффект первоначального шока. Аналогично с увеличением безработицы включается автоматическое повышение расходов на пособия, которое обычно дополняется распространением пособий на новые категории населения и созданием программ занятости.
Механизмы, посредством которых государство всеобщего благосостояния смягчает перепады спроса, называются «автоматическими стабилизаторами», и если институты государства всеобщего благосостояния сами устойчивы, это название оправдывает себя. Но в этих институтах нет ничего автоматического и гарантированного. В большинстве американских штатов действует требование сбалансированных бюджетов. Оно заставляет правительства сокращать расходы как раз тогда, когда они особенно нужны, превращая губернаторов этих штатов, по выражению Пола Кругмана, в «пятьдесят Гербертов Гуверов».[133]
Но вместе с тем, если у правительства настолько крупные долги, что оно не может больше занимать и не может печатать деньги, не рискуя вызвать инфляцию, экономический кризис вынудит затянуть пояса. Поэтому важно помнить и об ответственности, которая лежит на социал-демократической системе управления рисками и кейнсианской политике управления спросом. Отказ от краткосрочного балансирования бюджетов не означает, что по счетам не надо платить. Помощь, которую мы получаем в случае безработицы или недуга либо в случае, если жизнь с самого рождения не была к нам благосклонна, оплачивается налогами тех, кто, по крайней мере в настоящий момент, здоров и обеспечен. Бюджетные дефициты, смягчающие воздействие рецессий, должны восполняться профицитами в хорошие времена. «Золотое правило» в следующем: бюджет должен быть сбалансированным на протяжении всего цикла.
Никто не умеет с точностью предсказывать будущее. Но на агрегированном уровне нестабильность, по-видимому, будет выше, чем в период обманчивого «великого смягчения», а кризисы будут более частыми и сильными. И хотя «великое смягчение» подошло к концу, распределение социальных и экономических рисков не вернулось к прежнему состоянию, а неравенство, созданное в эпоху рыночного либерализма, после небольшой передышки возобновило свой рост.
Положительная программа изменений должна усовершенствовать социальную защиту людей от рисков на индивидуальном и семейном уровнях, а на агрегированном уровне необходимо вернуться к активной фискальной и монетарной политике с целью стабилизации экономики. Нужно добиться взаимодействия между двумя составляющими. Политика по управлению социальными рисками должна выполнять функцию встроенного стабилизатора, а фискальная политика должна помогать тем, кто пострадал от рецессии сильнее всего.
Чего не хватает экономической науке?
В книге было озвучено несколько предложений о том, как экономика должна двигаться вперед. Их можно резюмировать в форме трех простых утверждений. В XXI веке экономическая наука должна стремиться к:
большему реализму, а не формальной строгости;
большей справедливости, а не эффективности;
сдержанности, а не впадению в гордыню.
Повсеместный упор на математическую и логическую строгость позволил экономической науке добиться внутренней последовательности, которой нет ни в одной другой социальной науке. Но мало пользы в том, чтобы последовательно ошибаться. Экономика должна отказаться от модели совершенно рационального, дальновидного и исключенного из общества агента, решения которого были предметом анализа в течение десятилетий. Абстрагирование от запутанной сложности принятия решений человеком и рассмотрение лишь ключевых факторов в этом процессе все равно необходимо. Но факторы, которые важны в микроэкономическом анализе товарных рынков, могут отличаться от факторов, которые играют важную роль на рынках труда или при анализе агрегированных макроэкономических связей.
За три десятилетия, в течение которых рыночные либералы продвигали политику, основанную на эффективности и утверждениях об эффективности финансовых рынков, экономические показатели улучшились не слишком сильно, зато произошел резкий рост неравенства, особенно в англоговорящих странах. Экономисты должны вновь обратиться к политике более справедливого распределения дохода.
Наконец, с крахом очередной «новой эры» в экономике, экономистам пора продемонстрировать хотя бы капельку скромности. Более чем через два века после Адама Смита экономистам придется признать правоту сократовского наблюдения: «Мудрейший человек тот, кто знает, что он ничего не знает». Хотя абсолютное точное знание, скорее всего, недостижимо, экономисты способны улучшить наше понимание сильных и слабых сторон рынков, фирм и других форм экономической организации, а также возможных вариантов политики, нацеленной на достижение более высоких экономических и социальных результатов.
Каждый кризис – это возможность. Глобальный финансовый кризис дает экономистам шанс похоронить зомби-идеи, приведшие мир к кризису, и создать более реалистичную, скромную и, самое главное, общественно полезную систему идей.
