– Как мама себя чувствовала перед отъездом? – спрашивает он.
– Нормально, наверное, – говорит Джонни, болтая ногами. – Она иногда грустная.
Гарри кивает. Он едва может себя заставить посмотреть сыну в глаза. У Джонни глаза Мэдди. Это Гарри виноват в том, что она грустит. Он во всем виноват.
Гарри удивляет этот вопрос. Джонни, пожалуй, впервые спросил о чем-то подобном, он взрослеет, начинает все больше понимать других – эта черта так часто появляется у детей одной из последних, если появляется вообще.
– Ну, наверное, мне тоже немного грустно.
– Потому что я скучаю по маме и по тебе.
Гарри смотрит в сторону и похлопывает сына по руке.
– Я бы этого очень хотел. Идем, дружок. Пора на взлет.
7
Они снова вместе в доме на Лонг-Айленде, звучит смех, музыка и голоса. Лето. Сверкает солнце. Они обдумывают поездку на пляж или званый ужин, сидя на лужайке, или просто сидят и читают. Ходят под парусом на лимане, по воскресеньям там проводят регаты. Мэдди готовит в саду. Джонни играет с приятелем. Он стал старше. Выше, стройный, как мать. Такой же красивый, как она.
Проблемы с сердцем остались позади, словно их никогда и не было. Теперь Джонни играет в теннис. Я разрешаю ему приходить ко мне на корт. Вокруг, оказывается, вертятся несколько девочек, уже понятно, что будет через несколько лет. Женщины станут валиться к его ногам. Гарри выходит из дома, хорошо выглядит. Он завершил работу над книгой. По ней снимают кино. Кто там еще? Ну я, конечно. Счастлив, что исполняющие обязанности моей семьи снова соединились, греюсь в их любви и доволен, как любимый дядюшка. Нэд и Сисси тоже здесь. У нее на руках их первый ребенок.
Как все это произошло? Как вообще происходит все? Они поняли, что слишком друг друга любят. И осознали, что, как все по-настоящему счастливые пары, составляют целое только вместе. Боль преходяща, а любовь вечна. Гарри и Джонни приземлились, Мэдди вернулась из Мексики. Когда Гарри привез Джонни домой, Мэдди пригласила его зайти. Вдохновленная поездкой, она сходила в магазин и теперь жарила свиную ножку. Делала чили. Может, он останется на ужин? В холодильнике было пиво. Они сели за стол, как много раз садились, облекаясь в общий уют, как в старое пальто. Смеялись. Мэдди рассказывала им про Мексику. Про цвет, который море приобретает на закате, про попугаев в джунглях. Она привезла индейские одеяла и сомбреро для Джонни. Они рассказывали ей про свой полет. Джонни хвастался, как хорошо знает английских королей. Король Георг I, сказал он. Он был после королевы Анны. Он был немец. Они аплодировали, он улыбался, радуясь аплодисментам, но еще больше радуясь тому, что его мама и папа опять вместе.
После ужина они уложили Джонни в постель, как всегда укладывали, с историями и поцелуем в лоб. Потом сидели и говорили допоздна, впитывая мысли друг друга, смеясь просто от радости, что они рядом. Были слезы, но не было обвинений, гнева, страха. Все это было не нужно. Их жизни словно полностью переменились. Когда пришло время ложиться спать, не возникло даже вопроса, остается ли Гарри. Он просто пошел за Мэдди наверх, а она ничего иного и не ждала. Они занялись любовью – медленно, спокойно, радостно, как прежде, как только и могут люди, по-настоящему любящие друг друга.
И Гарри остался. Любовь все вынесла. Они стали старше. Завели собак. Джонни пошел в школу, где учился Гарри, потом в Йель. Он не стал играть в хоккей, но это никого не волновало, Гарри особенно. Зато выяснилось, что у него дар к языкам, Джонни провел семестр за границей, в Париже, жил у друзей семьи. Мы приезжали его навестить, отправились в велосипедный поход по долине Луары. Джонни знал итальянский, испанский, французский, начал учить китайский. Он интересовался международными отношениями.
Мы с ним обедали вместе несколько раз в год. Я приезжал в Нью-Хейвен, и мы ели у Мори, или, когда он наведывался в город, встречались у меня в клубе. Каждый год во время рождественских каникул ходили на бродвейский спектакль или мюзикл, как и тогда, когда он был маленьким. Я любил слушать, как Джонни рассказывает о жизни, о своих интересах. Ему досталась не только красота матери, но и ее страсть, и чувствительная натура, – и отцовское чувство юмора вместе с талантом делать все так, словно само получается. Он – настолько совершенное сочетание их двоих. Я очень им горжусь.
Весной мы на неделю ездили кататься на лыжах в Брекенридж. Лето проводили на Лонг-Айленде, Джонни приезжал часто, обычно привозя с собой одну из череды красивых загорелых девушек с белыми зубами и волосами цвета меда. Они ездили с нами на пляж, купальники-бикини едва скрывали их упругие груди. Джонни, гибкий, с тугими мускулами, – шрам на его груди был почти незаметен, когда он снимал рубашку, – садился гребцом в одно из каноэ. Они по-прежнему устраивали заплывы. Мэдди, как прежде, почти всегда побеждала, но я заметил, что Джонни притормаживает, и понял, что он позволяет ей победить. К тому времени Джонни был выше обоих родителей. Мэдди сохранила фигуру, а Гарри располнел. Оба поседели.
После окончания университета Джонни не пошел в морскую пехоту, как отец, а отправился на год в Камбоджу, работал учителем в деревне. Он писал мне оттуда по электронной почте, рассказывая о людях, об их обычаях, их доброте. Еще присылал фотографии: помогал строить колодец, вел буйвола, сидел верхом на мотоцикле. Потом Джонни вернулся и поступил в юридическую школу. Он пошел работать в мою фирму – с полного моего одобрения, разумеется. Его любили, и вскоре он уже готовился стать партнером. Но я знал, что Джонни слишком энергичен, чтобы остаться у нас надолго. Ведомый более благородными побуждениями, он отправился в Вашингтон, где получил работу в министерстве юстиции. Там он и встретил Кэролайн, которой суждено было стать его женой. Она была англичанкой, работала в британском посольстве.
Ее родители прилетали знакомиться с Мэдди и Гарри, провели две недели на Лонг-Айленде. Они хорошо поладили. Отец Кэро, Джеральд, работал в Сити. Мать, Джилли, была домохозяйкой и состояла в каком-то родстве с Э.М. Форстером. Она интересовалась литературой. Она читала книги Гарри – их было уже четыре – и была очень рада встретиться с ним. У Кэро было двое братьев, один – офицер-кавалерист, другой еще учился в Кембридже. У родителей Кэро была квартира возле Итон-сквер и загородный дом в Глостершире, типичное для Котсуолдса здание из золотистого известняка, из которого была видна широкая зеленая долина. Каждый август они ездили в отпуск в Тоскану. Зимой охотились на лис.
Джонни и Кэро поженились в Котсуолдсе. Пригласили несколько сотен гостей. Многие друзья Джонни прилетели на свадьбу. Были и друзья Мэдди и Гарри – Нэд и Сисси. На лужайке установили большой шатер. Шампанское лилось рекой. Мужчины были в визитках, женщины в шляпках. Мэдди была очень хороша в платье мягкого зеленого цвета, подчеркивавшего голубизну ее глаз. Прием организовали неподалеку от церкви, построенной до норманнского завоевания. По реке плавали лебеди. Гарри был шафером.
