— Уже поздно, Роланд, — наконец прошептала Брижит.
Рыцарь почувствовал, что его сердце остановилось:
— Ты вышла замуж?
— Нет.
— Тогда еще можно исправить… — с надеждой добавил он и раскрыл объятия, но Брижит словно окаменела. Отвернувшись, она сказала:
— Не прикасайся ко мне, Роланд. Ты не имеешь права прикасаться ко мне. Ты не имел права даже приезжать сюда и предлагать мне замужество. Где ты был полгода назад, когда… когда… — Она с трудом проглотила комок в горле. Ей хотелось плакать и приходилось из последних сил бороться с собой. — Я не выйду за тебя, Роланд. Тебе следовало приехать гораздо раньше… когда я еще чувствовала к тебе нечто. А теперь… совсем ничего не осталось.
Рыцарь яростно схватил ее за плечи и, повернув к себе, заглянул ей в глаза:
— Я приезжал раньше, несколько месяцев назад, но Квентин отправил меня обратно! С тех пор я долго скитался. Я не мог вернуться домой, потому что дом без тебя — пустое место.
Брижит недоверчиво покачала головой:
— Не правда. Квентин не стал бы скрывать от меня твой приезд.
— Черт побери, Брижит! — в отчаянии воскликнул Роланд. — Я люблю тебя!
— Если бы это было так, — крикнула она в ответ, — ты бы приехал раньше!
Роланд грубо притянул ее к себе и яростно поцеловал в губы. Он же открыл ей свое сердце, а она решила его разбить. Она просто разрывала его на куски.
Брижит неистово отталкивала Роланда, и он в конце концов вынужден был отпустить ее. Испепеляя его взглядом, она сказала:
— Тебе не стоило этого делать. Я все равно тебя не люблю.
Рыцарь собрал всю свою гордость, развернулся и, не оглядываясь, пошел прочь.
— Боже! Мне нет никакого дела! — громко крикнула она в пустоту зала.
— Никакого дела до чего?
Брижит оглянулась и увидела Квентина, стоящего в дверном проеме. Она сжала кулаки, только чтобы не расплакаться.
— Мне нет дела до того, что Роланд Монтвилль ушел, — жестко повторила она.
— Счастлив слышать это, — ответил Квентин, хотя в голосе его прозвучало сомнение. Он не знал, что сказать сестре, настолько его одолевало раскаяние. Он слышал все, о чем они говорили, но лучше бы ему ничего этого не слышать. Квентин слишком хорошо знал Брижит. Она сама не верит в то, что сказала Роланду. Почему же он, ее брат, самый близкий ей человек, не понял до сих пор, что она просто влюблена в этого нормандца? Как он позволил гневу настолько ослепить себя?
Но было еще не поздно поправить дело. Однако как сказать о том ужасном поступке, который он совершил? Не отвратит ли от него сестру это признание? Квентин усилием воли взял себя в руки.
— У твоего Роланда железные нервы, — начал он беспокойно теребя холку Вольфа, — или необыкновенно много любви к тебе.
— О чем ты?
— Он уже приезжал сюда раньше, Брижит. Я не сказал, поскольку думал, что это расстроит тебя, тем более в твоем положении. Он пытался со мной помириться, но я ему отказал и предупредил, чтобы он никогда больше сюда не возвращался, но, как видишь, Роланд не обратил внимания на мои предупреждения. И теперь я могу лишь просить прощения за то, что не сообщил тебе раньше. Он по-варварски груб, но, если ты так хочешь, я приведу его обратно.
— О Боже, Квентин! — Из глаз Брижит потекли слезы. — А не поздно? Брат слабо улыбнулся:
— Я его остановлю.
— Нет! — вскричала она. — Я должна сама.
Брижит бросилась прочь из зала. От нее не отставал верный пес. Квентин дошел до дверей и увидел, как она пробежала через двор к воротам и исчезла из виду. Он едва удержался, чтобы не ринуться вдогонку. Ему не следовало вновь вмешиваться в их отношения.
Роланд скакал по пыльной дороге и, хотя был еще довольно близко, чтобы суметь расслышать отчаянный крик Брижит, не остановился и даже не оглянулся.
Она побежала за всадником, снова и снова выкрикивая его имя. Это из-за ее проклятой гордыни уезжает Роланд. Ее гордость! К черту гордость. Она зарыдала, испугавшись, что уже поздно и слишком глубока рана, нанесенная ею.
— Роланд, пожалуйста!
На бегу она наступила на подол платья и с раздирающими душу рыданиями упала на дорогу, ободрав ладони. Она снова поднялась, но расстояние между нею и всадником уже увеличилось настолько, что он теперь вряд ли мог слышать ее.
— Роланд! Вернись!
Это был ее последний жалостный крик, но рыцарь и на него не обратил внимания. Брижит повалилась на колени прямо посередине дороги, и голова ее поникла в отчаянии, а плечи сотрясались от мучительных рыданий. Лишь Вольф, не останавливаясь, мчался со всех ног за Ханом. Он бежал молча, огромными скачками сокращая расстояние между собой и рыцарем, бежал, пони мая, что теперь только его быстрые лапы и верное собачье сердце способны помочь этим двум человеческим существам, одинаково дорогим ему. Наконец он настиг Хана и даже вырвался на полкорпуса вперед.
Закрыв лицо руками, Брижит не поднималась с пыльной дороги и не видела, как Роланд оглянулся и посмотрел на нее. Он немного поколебался, а потом галопом пустил коня обратно. Брижит услышала приближающийся топот копыт и поднялась с колен. Но черная ярость, написанная на лице у Роланда, лишила ее речи.
— К чему это безумие? — злобно спросил он. — Или ты еще не все слова вонзила в мое сердце?
Брижит не имела права обвинять его, она знала, что сама поступила бессердечно.
— Роланд. — Она робко протянула руку и положила ему на бедро. Глаза ее умоляли поверить ей:
— Роланд, я тебя люблю.
Пронзительнее, чем когда-либо прежде, он всмотрелся ей в лицо и спросил ледяным голосом:
— Итак, что же мне сделать теперь? Снова попросить тебя стать моею, чтобы ты получила возможность еще раз отказать? Наверное, одного удара тебе кажется мало?
— Роланд, меня оскорбило твое промедление. Я так усердно молилась, чтобы ты приехал, но потом надежда покинула меня. Я была несчастна, от мысли, что я больше не нужна тебе, мною овладело глубокое отчаяние. Все мои старания забыть тебя так ни к чему и не привели.
Лицо Роланда не смягчилось.
— Если бы ты любила, Брижит, ты не могла бы так жестоко отказать мне.
— Моими устами говорила моя уязвленная гордость. Я считала, что если бы ты любил, то приехал бы раньше.
— Но я приезжал.
— Теперь я знаю. Квентин только что признался в этом. Раньше он не говорил мне, не понимая моих чувств. А сама я не могла ничего рассказать ему, потому что он бы все равно не смягчился.
— Так ты прощаешь мне поединок с Квентином?
— Я тебя люблю, Роланд. Я простила бы тебе все… все. Пожалуйста, не позволяй своей гордыне встать между нами, как я это позволила, иначе я умру!
