Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
Скажите, кто я? Видно, я не Аир?
Не тот у Аира взгляд, не та походка,
– актер жадно отхлебнул вина.
Он, видно, погружен в глубокий сон?
Он грезит? Наяву так не бывает.
Скажите, кто я? Кто мне объяснит?
Он бормотал, опустив подбородок на грудь, – у него не осталось сил даже на то, чтобы держаться прямо.
– Это все премьера, – раздался совсем рядом надтреснутый мужской голос. – Ты весь отдался роли, как я смотрю. Без остатка.
Актер с усилием поднял голову. Напротив него, на другом конце порога, сидел пожилой мужчина и внимательно смотрел на Марка. Очертания его фигуры дрожали и расплывались в газовом свете. В уголках губ таилась грустная усмешка.
– Ив, старина, – выдохнул одряхлевший актер. – Пришел проведать меня?..
Его собеседник кивнул.
– А ты видел сегодняшний спектакль? – Марк немного приободрился, обретя благодарного слушателя в лице некогда известнейшего актера и покорителя сердец. – Весь партер аплодировал стоя, а мне даже пришлось выйти на поклоны отдельно. А один брошенный букет задел меня по уху, – он хихикнул и снова глотнул из бутылки.
– Я все видел, – кивнул Ив Бретеш. – Мы ведь все видим, знаешь? А ты стал еще талантливее, чем я ждал. Твое исполнение Лира гениально, особенно сегодня.
В ответ Марк склонил голову в знак благодарности и на миг прижал дрожащую руку к груди.
– Что ж… может, скоро присоединюсь к вам, – он невесело усмехнулся.
– Да брось. Еще поиграешь! – воскликнул Бретеш, и на мгновение что-то ободряюще коснулось плеча пожилого актера.
– А я часто вспоминаю наши прежние спектакли… старею, наверное, – хмыкнул Марк. – Помнишь «Гамлета»? Как ты меня критиковал!
– Еще бы не помнить! Ты совсем еще зеленым мальчишкой был, а тебя уже поставили на главную роль.
– Этого никто не ожидал, что верно, то верно… – Актер протянул Иву бутылку, но тот только досадливо отмахнулся.
– Вкус вина мне уже все равно не оценить, – напомнил он старому другу. – Но какой вышел Гамлет! Молодой, порывистый… И сразу покорил публику, – Ив приподнял бровь.
– И Офелия была ему под стать, – сказала Марго, и оба актера повернули головы на голос. Бывшая актриса стояла, прислонившись к фонарю, и мечтательно смотрела в пространство. Очертания ее бледной фигуры были едва заметны в желтом свете, но Марк видел ее так ярко, как если бы она живая стояла перед ним. В последнее время он видел их даже лучше, чем своих молодых коллег из плоти и крови.
– Прекрасная Офелия, – прошептал он. – А уж как мы напились после первой же премьеры… – Все трое расхохотались, и тихое эхо отразилось от каменных стен пустой площади. – Он всегда знал толк в выборе актеров, всегда…
– А то, – хмыкнул Ив, – что об этом говорить. Знаешь, ты ведь один остался из нашей старой гвардии.
– Ты все такой же сноб, – заметила Марго. – А сам исподтишка наслаждаешься тем, как играет наша молодежь!
– Я и не спорю. – Бретеш выставил руки ладонями вперед, как будто защищаясь. – Но они все еще так молоды и так…
– …похожи на нас, – закончила актриса его фразу. – И каждый в глубине души знает всю подноготную, даже если и не признается себе в этом.
Все трое помолчали, как будто обдумывали сказанное.
…Да свершится
Вся ваша злая воля надо мной!
Я ваша жертва – бедный, старый, слабый, —
пробормотал Марк Вернер, нарушая тишину.
Марго вздохнула.
– Может, и не злая, – задумчиво сказала она и незаметно оказалась возле Марка. – Рене делает то, что должен, – очень тихо произнесла она. Или же только подумала?
– На нем лежит такая ответственность, – откликнулся Бретеш. – Что наши жизни по сравнению с искусством? Нас оно не отпускает даже теперь, – он хмыкнул.
– Жизнь мимолетна, – задумчиво сказал Марк. – Жизнь – только сон. По сути, жизнь наша имеет значение только до тех пор, пока мы несем на сцену наш труд, наш талант – если он есть.
Кто-то вздохнул, соглашаясь с его словами.
– Искусство вечно, – продолжал он. – Мне повезло, что я смог сыграть столько ролей, что он… дал мне возможность. Я выхожу из театра – и сплю, вижу сны наяву. Мир – фальшивка, если его не касается подлинное искусство. В театре же пелена спадает с глаз, и начинаешь жить по-настоящему. Все наносное уходит, нет прошлого, нет настоящего, есть только ты и сцена. И другие, кто творит вместе с тобой. Только тогда и живешь. А все остальное – сон, лишь сон… – Его веки опустились, будто актер и в самом деле задремал. Рука Марка механически поднесла бутылку вина к губам, и он глотнул несколько раз так жадно, как будто его давно мучила жажда.
Старик поуютнее устроился у служебного входа. Пустая бутылка звякнула о мостовую.
* * *
Темноту комнаты едва разгоняет слабый свет лампад и тлеющих углей кальяна. Тени причудливо шевелятся на стенах и на полу, точно живые люди. Окна верхнего этажа квартиры на Елисейских Полях распахнуты, и холодный декабрьский воздух врывается в нее вместе с мелкими каплями ледяного дождя.
Тишина. Разошлись все, кроме нескольких человек, которых этот поздний час собрал в одной комнате. Мадлен медленно выпускает струю ароматного дыма в потолок, он плывет по комнате и растворяется во мраке. Актриса передает мундштук дальше по кругу и опускает голову на мягкую атласную подушку.
Воспоминания и страхи окружают актеров плотным облаком, поднимаются к высокому потолку и исчезают за окном, растворяясь в ночном парижском воздухе. Завтра от них ничего этого не останется. Завтра будет новый день и будет новый спектакль.
Но сейчас…
На столе под стеклянным куполом стоит ваза. Древняя, с тончайшей росписью по фарфору, единственная в своем роде. Она идеальна, пусть даже мелкие трещинки испещряют ее, и оттого сокровище убрано подальше от чужих рук.
Она пуста.
Вазу нельзя наполнить водой, иначе она лопнет и разлетится маленькими кусочками.
В нее никогда не поставят цветы – какое кощунство, ставить цветы в такую вазу!
Ее никогда не коснутся.
Ее судьба – стоять здесь под взглядами других людей – оценивающими, восхищенными, влюбленными.
Она всегда одна. Она совершенна.
Она стоит на сцене, и ей стоит лишь повернуть голову, чтобы вызвать восторг публики. Каждый из них готов носить ее на руках, но никто не может даже прикоснуться.
Она выходит из служебной двери в меховом пальто, опускает на лицо вуаль, и толпа расступается в немом восторге и благоговении. Она садится в такси и едет в квартиру на правом берегу Сены – такую же идеальную, вылизанную приходящими горничными, и такую же пустую.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
