Паша презрительно улыбнулся.
– Тебя сожрали. Вот так. А я пошел спать, – объявил он и зашагал к кровати. Плюхнулся, укрылся одеялом под самую шею. – Вот так, – повторил Павлик уже без улыбки. – А ты сиди на стуле. Ты же трус. А я ничего не боюсь.
Дима не двинулся с места. Съежившийся и сгорбленный, он словно мгновенно усох, уменьшившись в размерах. Судя по вздрагивающим плечам, он продолжал плакать, но только беззвучно. Побледневшая Ира не сводила глаз с его худенькой фигурки, и ее маленькие пальчики медленно сжались в кулачки.
* * *
После «тихого часа» был полдник. Елена Борисовна вела себя так, словно ничего не случилось, отчего Диме было почему-то вдвойне обиднее. Возможно, это потому, что воспитательница даже не наказала Павлика, когда он ушел спать вместо того, чтобы сидеть на стуле и «думать над своим поведением».
Как только с полдником было покончено, тут же началась предпраздничная суета. Вдруг разом нагрянули родители маленьких выпускников, помогая им переодеваться в костюмы (мальчики были мушкетерами, девочки – принцессами). Забежала и Вера, сестра Димы. Она вечно куда-то торопится – то на учебу, то на работу, то в парикмахерскую… Вот и сейчас она тоже куда-то собралась, хотя вид у нее был расстроенный. Помогая застегивать Диме пуговицы на манжетах, она сообщила, что не сможет быть на празднике из-за каких-то неприятностей на работе. Поцеловав брата, она добавила, что на праздник, скорее всего, придет папа. А она сможет освободиться только вечером, и они все вместе поужинают.
(скорее всего, придет папа)
Несмотря на юный возраст, Дима уже знал, что это неприметное с виду «скорее всего» означало одно из двух – вероятность появления папы на празднике близка к нулю, либо он не придет вовсе. «Скорее всего» также имело следующий подтекст – папа снова начал пить. И, наверное, будет пить до вечера, пока не ляжет спать.
Дима вздохнул. И без того плохое настроение испортилось окончательно. Сзади его кто-то тронул за плечо. Он обернулся и улыбнулся, увидев Иру.
– Смотри, какое у меня красивое платье, – гордо сказала она, повернувшись вокруг своей оси.
– Да. Ты красивая, – выдавил Дима.
Тем временем Елена Борисовна сказала, чтобы дети построились в ряд.
– Как только в актовом зале заиграет музыка, начинаем идти, – добавила она. Достав помаду, женщина быстро освежила губы.
Дима робко встал рядом с Ирой.
– Ты куда пойдешь после детского сада? В школу? – спросила девочка, и Дима кивнул.
– А ты? – спросил он.
Ира задумчиво посмотрела в окно.
– Не знаю. Я живу далеко. Я бы тоже хотела пойти в школу.
Дима озадаченно почесал затылок.
– А… кто к тебе придет на праздник?
– Бабушка, с которой я здесь живу, – сказала Ира.
Дима неоднократно видел эту бабушку. Он еще был очень удивлен, насколько старой та выглядела. Согнутая пополам, с палкой, старушка ходила так, будто вот-вот упадет, казалось, подуй ветер, и ее унесет, как бумажку. Другие бабушки, приходившие забирать ребят из сада, были хорошо одеты, молодые, стройные и с красивыми прическами. А бабушка Иры была похожа на бомжиху. Так Вера сказала его папе, но, заметив, что Дима слушает их разговор, резко сменила тему. Диме было неудобно спрашивать Иру, кто такая бомжиха, и лишь потом он узнал, что это бедные люди в грязной одежде, которым негде ночевать. Но Ирина бабушка жила в квартире, и одежда у нее была не такой уж и грязной. Не совсем новой – да, но не грязной.
Ира вздохнула.
– Так жалко, что вторая бабушка не может приехать. Она очень старенькая. Бабушка говорит, что она прабабушка, но я все равно их бабушками называю.
– Жаль, – посочувствовал ей Дима. Он украдкой взглянул на нее.
– Ира?
Они встретились взглядами.
– Мы будем дружить после праздника?
Девочка улыбнулась.
– Давай! Ты приедешь ко мне в гости? Сегодня вечером я уезжаю ко второй бабушке. Я буду там жить все лето. Приезжай ко мне. А сегодня у нас будет вкусный ужин. Мои бабушки лучше всех готовят.
У мальчика перехватило дыхание. О таком предложении можно было только мечтать!
– Конечно! Обязательно приеду, – горячо пообещал он.
– Дима, почему ты так испугался сегодня? – вдруг спросила Ира. – Паша глупую сказку рассказал. А тебе было страшно. Я видела.
Диме показалось, как где-то глубоко внутри в его теле разрастается вязкий снежный ком, царапая его внутренности колючими краями.
Пока он соображал, что ответить Ире, внезапно заиграла музыка, и дети встрепенулись, прекратив гомон. Дима почувствовал, как к его ладони прикоснулись прохладные пальцы Иры, и… забыл о неприятном вопросе.
– Дети, идем-идем, – заторопилась Елена Борисовна. – Возьмитесь за руки, как в хороводе!
– Тили-тили-тесто! – услышал Дима позади знакомый ехидный голос, и сердце его тревожно сжалось. – Тесто засохло, неве…
– Кашин, закрой рот! – прикрикнула воспитательница, и Павлик нехотя умолк.
Держась за руки, выпускники цепочкой потянулись к актовому залу.
Праздник начался.
* * *
У нас сегодня праздник
и грустный и веселый!
Мы все чуть повзрослели,
пора идти нам в школу!
Дима рассеянно слушал вступительное слово Елены Борисовны и, щурясь от вспышек щелкающих фотоаппаратов, которыми вооружились родители, пытался выискать среди взрослых дядь и теть своего папу. Его не было.
«А может, он вообще не придет», – вспомнил мальчик слова сестры, и ему снова стало грустно. Вон, у всех пришли родители! А у этого дурацкого толстяка Павлика вообще, и мама и папа, оба явились!
Дима чуть ли не с ненавистью посмотрел на отца своего врага, полного мужчину лет сорока пяти с коротким «ежиком» на голове. Рубашка на его громадном животе была натянута так туго, что, казалось, одно неверное движение – и она лопнет, а пуговицы пулями разлетятся по актовому залу, как рассыпавшийся горох.
Глядя на обвислые щеки отца Павлика, Дима неожиданно подумал про хомяка Васю, который жил у него на кухне в аквариуме пару лет назад. От него постоянно воняло, и он вечно просился наверх, и, хотя Вера запрещала ему вытаскивать Васю наружу, Диме было жалко грызуна, и он частенько нарушал этот запрет. Так вот, перед тем, как проситься «гулять», Вася набивал свои щеки под завязку едой. После того, как Дима отпускал хомяка побегать, тот, виляя задом, семенил куда-нибудь за шкаф, где в укромном уголочке вываливал все свои запасы. Там он, кстати, в один прекрасный день и сдох, среди кучек засохших фекалий, семечек и орешков.
«Ты хомяк. Ты и твой папа. Вонючие хомяки», – с нарастающим гневом думал Дима, переводя взгляд с Паши на его отца. Наверное, когда Паша вырастет, он станет таким же жирным, как его папа. И у него будут такие же толстые щеки, будто он туда наложил про запас не орешки, как это делал его хомяк Вася, а сосиски с котлетами.
