– Тебе кто-то помогал обставить дом? Ну признайся же, – выспрашивала Санни.
– Нет, конечно, об этом доме вообще знают немногие. А теперь идем наверх.
Лестница привела их на второй этаж, где располагались рабочий кабинет Бью, спальня, гардероб и застекленная терраса. На полу спальни лежал роскошный черный персидский ковер; огромная резная кровать с четырьмя столбиками была покрыта поблескивающим лаком. Больше здесь ничего не было, если не считать двух пальм в одинаковых кадках.
– Выглядит весьма внушительно, милый. Должно быть, при виде этой кровати твои подруги приходят в восторг.
– Они приходят в восторг не от кровати, а от того, чем мы в ней занимаемся, – ухмыльнулся Бью.
– Ах, прекрати. Разве можно так говорить с матерью?
– Ты для меня скорее сестра, чем мать, и прекрасно об этом знаешь. – Бью достал из шифоньера красный китайский халат. – Я на минутку, только ополоснусь в душе, а пока Сатеп принесет тебе выпить.
Санни сидела в плетеном кресле у окна из венецианского стекла и, потягивая водку с тоником, с удовольствием думала о том, что Бью наконец-то добился впечатляющих успехов. Теперь для полного счастья ей не хватало лишь, чтобы Одри вновь вышла замуж и остепенилась. Даже получая содержание от бывшего супруга, Одри умудрялась постоянно выклянчивать у нее деньги. Дела Уиллоуз шли неплохо, но лишних денег, как известно, не бывает. Кроме того, Санни и сама прекрасно находила применение своему доходу. После смерти Мака для нее наступила счастливая пора, и хотя в Виргинии ей постоянно приходилось быть начеку, выбирая ухажеров и любовников, зато в путешествиях она была сама себе хозяйка и, не стесненная условностями, без помех удовлетворяла свою страсть к молодым мужчинам.
По лестнице поднялся Бью с мокрыми после душа волосами.
– Сатеп! – крикнул он.
Юный таец торопливо вошел к комнату и поставил на кофейный столик пиво и тайские закуски, украшенные мятой и цветами.
– Выглядит очень аппетитно, – заметила Санни. Такая трапеза вполне заменит ужин. Что это за блюда?
– Любимые яства Сатепа. – Бью наклонился над столом. – Вот это так называемые жирные лошадки, остро приправленное мясо, сваренное на пару в банановых листьях, весенние рулетики, ганг тави крип – замороженные креветки, каи квам, яйца, начиненные свининой и крабовым мясом… и наконец нам прик, острый красный соус. Между прочим, он действительно очень острый, будь осторожна.
– Господи, ты стал таким хлебосольным хозяином! Бью вышел в столовую и вернулся с замшевым мешочком, перевязанным коричневой лентой.
– Я кое-что припас для тебя.
Санни развязала мешочек и вынула оттуда два жемчужных ожерелья по две нитки каждое и третье, одинарное.
– Сказочный жемчуг, Бью. И конечно, ты собираешься просить меня об одолжении…
Наблюдая за матерью, которая тут же начала примерять ожерелья, Бью заулыбался.
– То же, что и в прошлый раз: вы с Одри наденете их перед отъездом. В Нью-Йорке вас встретит господин Матасиов и отвезет из аэропорта Кеннеди в отель «Пьер». Когда вы подниметесь в номер, ты отдашь ему двойные ожерелья.
– А третье?
– Я положу его в коробку с конфетами. Преподнесешь ее Матасиову как подарок.
Санни вздохнула и выглянула в окно.
– Я знаю, ты не хочешь, чтобы я расспрашивала тебя о делах, но эти ожерелья очень дорого стоят. Наверное, среди выращенных искусственно здесь нанизаны настоящие восточные жемчужины, и ты просишь меня провезти их, потому что не хочешь платить пошлину?
– Мать, опять ты за старое! Никакая это не контрабанда; просто поносишь их на шее некоторое время. И запомни, они все с моей фермы.
– Но…
– Не задавай лишних вопросов, и мне не придется врать. – Бью бросил на Санни насмешливый взгляд.
Санни вздохнула:
– Ладно, так и быть. Тема закрыта.
Появившийся в комнате Сатеп расставил напитки, а когда Санни стала нахваливать его закуски, улыбаясь, попятился к выходу, отвешивая поклоны.
– Пожалуй, надо вывезти в Уиллоуз несколько тайских слуг. Твой Сатеп – настоящее сокровище.
Бью рассеянно кивнул, и Санни подумала, что у него начался приступ обычной для него хандры.
– Что случилось, милый? Тебя что-то беспокоит? Бью молчал. Тогда Санни подошла к нему и, усевшись рядом, взяла его руку и поцеловала.
– Ну же, не упрямься, расскажи мамочке.
– Так, вспомнил об одном деле. Не хочу портить тебе вечер нудными разговорами.
– Ты же знаешь, со мной можно говорить обо всем. Ты никогда ничего от меня не скрывал…
– Понимаешь, Уилл Стоун продолжает увиваться за Клэй, и это меня беспокоит.
– Какое тебе дело до Клэй? Она пробудет здесь лишь до тех пор, пока идет работа над фильмом. Одри говорит, съемки в Таиланде закончатся через неделю или около того.
– Да, но если Клэй выведает у Стоуна кое-какие сведения, она может попытаться пустить их в ход и погубить меня.
В этот момент зазвонил телефон, и Бью быстро схватил трубку. – Алло… Да, Винсент… Что? Когда, вечером? Так, ясно. Я подумаю об этом. – Бью опустил трубку на рычаг и потер лоб. – Проклятие!
– Милый, что случилось?
– Опять эта чертова Клэй; кажется, она шпионит за Стоуном. Винсент уверен: Клэй знает, что происходит.
– О чем, собственно, идет речь? Ну-ка, сядь и рассказывай все с самого начала.
– Ладно, давай поговорим откровенно. Я занимаюсь сразу несколькими большими делами, а жемчужная ферма – лишь ширма.
– Ширма? Господи, Бью…
– Не перебивай, пока не выслушаешь до конца. У меня все схвачено.
Чем дальше говорил Бью, тем больше мрачнело лицо Санни.
Постепенно выяснилось, что одной из статей его доходов является «экспорт» настоящих жемчужин, скрываемых среди культивированной продукции. Вдобавок к этому они с Винсентом занимались контрабандой героина в ящичках с двойным дном, в которых перевозятся жемчужины для «своих» ювелиров, получающих жемчуг по сказочно низким ценам. Бью также признался матери, что Уилла Стоуна, опытного охотника за подводными сокровищами, он пригласил в Таиланд для того, чтобы найти затонувший опиумный транспорт и поднять его содержимое с морского дна. Еще одной обязанностью Стоуна был надзор за процессом объединения настоящего и культивированного жемчуга.
После того как Бью закончил рассказ, они с Санни некоторое время сидели молча. Удовлетворение, которое Санни ощущала полчаса назад, исчезло без следа. Бью впутался в рискованную игру, сулившую смертельную опасность, и Клэй Фитцджеральд могла только усугубить положение.
