По дороге я налетела на Мэтта Винсента, который шел из конференц-зала. Мы регулярно переписывались по электронной почте, но виделись редко. Он исправно хвалил заметки и новости о фильмах, которые я писала для сайта, и несколько раз хорошо отозвался о моей деятельности прилюдно. Распечатки хранились у меня в столе, и в особо скверные дни я перечитывала их, напоминая себе, что не была бездарностью, какой усиленно выставляли меня Вив, Аллегра и Марлен.
— Привет, Карен, рад тебя видеть. Я думал, ты уже уехала на праздники.
— Аллегра попросила нас остаться и поработать над «Молочником», — ответила я дипломатично. — Я застряла надолго.
Он состроил гримасу:
— Видишь ли, я хотел поговорить с тобой после Нового года, но раз уж мы встретились, можно надолго и не откладывать. У меня есть кое-какие соображения насчет сайта, и мне бы хотелось, чтобы этим занялась ты — все, что ты уже сделала, произвело на нас сильное впечатление, но, честно говоря, нужно сделать кое-что еще.
— Спасибо. Я буду здесь.
— Тогда я позвоню тебе попозже, и мы договоримся. Завтра вечером я уезжаю на каникулы, и меня не будет неделю, так что стоит встретиться завтра днем.
— Чудесно, Мэтт. Только дай знать когда.
Моя голова кружилась от радости. Я буду счастлива поработать на отдел маркетинга — связи с общественностью напоминали его лишь внешне. Еще месяц — и я выложу карты на стол. И решу, как быть дальше. Выгодное поручение Мэтта непременно прибавит плюсов.
— Запись ГСР. — Я протянула коробку Сабрине.
— Программа «Театр мастерства»?
— Не совсем. Праздничные обещания от «Молочника».
Она забрала у меня кассету.
— Передам Филу в руки, — пообещала она, укладывая ее наверх огромной стопки журналов и документов.
Не дойдя пяти шагов до своего рабочего места, я внезапно осознала, что у меня не будет никакой возможности встретится с Мэттом: Дагни была на Ибице, а Аллегра все еще лелеяла надежду, что ей перезвонит Опра. Нельзя было затягивать даже походы к Филу, чтобы не оставлять без присмотра временного помощника. Разумнее было бы посылать к Филу именно его, но Джеральдина строго-настрого запретила всем временным служащим приближаться к офисам братьев ближе чем на двадцать метров. Приказ был оглашен через месяц после моего прихода, когда один такой свободный художник был застигнут бродящим по административному отсеку. Тони закатил скандал и приказал Джеральдине немедленно вышвырнуть из здания своевольного соглядатая. Она выпроводила того на улицу, почти держа за шкирку. «Я только хотел на них посмотреть», — оправдывался бедняга в безнадежной попытке зацепиться за свое временное место. В тот же день был разослан соответствующий меморандум от Джеральдины, и эта процедура повторялась ежеквартально.
Моя злость росла по мере того, как я составляла письмо для Мэтта, где объясняла, почему мы не сможем увидеться лично, а сумеем лишь поговорить по телефону. У меня даже не было шанса получить шанс. Разве Североамериканское соглашение о свободе торговли не гарантирует мне этого шанса?
Казалось, что здешний стеклянный потолок расположен на уровне плеч, и я устала горбиться за столом. Мои размышления прервал писк почтового ящика: «НЕМЕДЛЕННО ко мне».
Я зашла к Аллегре, и та указала мне на диван.
— Карен, мне нужно сказать тебе кое-что важное. Мне, если ты еще не заметила, нужен короткий отпуск.
Я и в самом деле не заметила, так как была поглощена своими личными проблемами. К тому же Аллегру никак не назовешь слишком откровенным человеком.
Она продолжила:
— Фил и Тони разрешили мне проветриться. За меня останется Вивьен. Вы с Дагни будете работать, как обычно, но поможете Вивьен, если она попросит. Пока меня не будет, извольте, как и всегда, следить за моей почтой и звонками.
— Как нам отвечать? Что вы на месте, но подойти не можете?
— В основном — да, но теперь, надеюсь, ты знаешь, кто важен достаточно, чтобы соединить его с Вивьен. Будете говорить, что я не могу ответить, а Вивьен потом перезвонит.
— Как нам с вами связаться?
— Никак. Я буду путешествовать по Европе и ни с кем не смогу связаться. Я могу позвонить сама, но не обязательно.
— Вот это да!
— Это тебя не касается.
— Когда вы уезжаете? — спросила я, сообразив, что все это пока лишь проекты.
— Сегодня я здесь последний день, а улетаю в среду вечером. Я все объявлю позже, на собрании, организацией которого ты сейчас займешься. Я хотела, чтобы ты предельно ясно понимала положение дел.
Я старалась ничем не выдать своего счастья. Она повернулась ко мне спиной. Я выскочила из офиса и увидела, что меня ждет письмо от Мэтта. Тот спрашивал, смогу ли я подойти завтра в одиннадцать, и я быстро ответила, что да, смогу. Все говорило о том, что отлучка Аллегры обернется для меня большим прорывом. На поспешно созванном собрании отдела заявление Аллегры породило массу вопросов.
— Какие города вы посетите?
— Когда вернетесь?
— Приедете ли к церемонии награждения?
— Что делать, если Вивьен не будет к нам прислушиваться? — Это спросила Марлен, явно раздраженная необходимостью подчиняться Вив.
Аллегра лишь загадочно молчала, сохраняя на лице улыбку Моны Лизы. Намекала ли она этим на Францию? Италию? Все было так таинственно. Остаток дня она провела за разборкой своих бумаг. Она оставила мне огромную кипу памяток и писем, которые нужно было уничтожить. Отправив годовой запас жалоб Марлен в бумагорезку и наблюдая, как пышущие злобой листки превращаются в безобидный мусор, я вспомнила, как сильно расстроилась, когда впервые попала в одно из ее посланий. Теперь меня задевало, если ей нечего было сказать по моему поводу. Еще там были списки звонков, включая те, что поступили в первые часы инцидента с «Ножовкой» — сотни звонков, — мы с Дагни ежечасно подавали Аллегре новый список, и она сохраняла их все. Фрагменты писем и разговоров, попадавшиеся мне на глаза, перед тем как отправиться в небытие, восстанавливали в моей памяти события уходящего года: звонки от мамы Франчески Дэвис; яростные препирательства с менеджером Айван-Мелиссы по поводу важности дефиса в ее имени; жалобы матери Гарри Спиндлера на меня; переговоры с Джульет Бартлетт и ее пресс-секретарем, агентом и ассистентом — своего рода «Рождение Звезды» стоимостью в несколько недель телефонных звонков; сообщения Марлен без смысла и содержания; звонки Кларка из аэропорта имени Кеннеди с просьбой разрешить ему купить в «Барнее» новый гардероб для Джимми Чина; десятки звонков от журналистов, обозревателей и редакторов из тележурналов; печальное известие о преждевременном уходе Оливера; многочисленные просьбы Аны-Марии Вердадес о возвращении в Каракас на Рождество, так и оставшиеся без ответа. На каждой первой странице маячил призрак Джорджа Хенретти — здесь должны были отмечаться контакты с ним. Они пустовали, но я твердо знала, что многие мои сослуживцы отлично знали его. Встречи и разговоры с Хенретти считались постыдным секретом — бесспорно, объединявшим многих из нас. И здесь мне следовало принять еще одно решение: в следующем году я не собиралась обременять себя ни Хенретти, ни его книгой. Уничтожение исполинской горы бумаг принесло приятное, освежающее чувство, какое бывает, когда хорошо выспишься после целого дня тяжелого физического труда. Казалось, что звезды благоприятствуют мне. Аллегры какое-то время не будет, утром я поговорю с Мэттом, и до Нового года оставалось чуть больше недели.
