Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
Лабурда развел руками и вышел в гостиную.
— Смотри, вон несгораемый шкаф, — шепнул поляк. — Наверняка там он все и хранит. И ключ в дверце торчит. Я пока там пошарю, а ты подслушивай, о чем капитан с бразильцем говорить будут.
Фаберовский быстро выдвинул один за другим все ящики стола и тотчас задвинул их обратно.
— Ничего интересного нет. Два револьвера, какие-то склянки и несколько газет. Ну как, капитан еще не пришел?
— Кажись, пришел.
Артемий Иванович прислушался.
— Говорит, что завтра вечером должен ехать в церковь в Полюстрово, и думает, что проведет там большую часть дня. А вот в воскресенье в Мариинском театре будет бенефис балетмейстера Иванова, в нынешнем балетном сезоне это будет лучший спектакль. Там, вероятно, будет присутствовать Государь, будет много дипломатов, и капитан думает, что бразилец не будет бросаться в глаза. Там-то они все и устроят.
— Холера ясная! — воскликнул Фаберовский, который едва успел повернуть ключ в дверце несгораемого шкафа.
— Тссс-с! Он, кажется, уходит! — Артемий Иванович отскочил от дверей.
Вошел Лабурда и внимательно посмотрел на поляка, с невинным видом стоявшего у несгораемого шкафа.
— Мы прокалили иглу на свечке, чтобы не занести, не дай Боже, господину послу какой-нибудь инфекции, — сказал Артемий Иванович и демонстративно вытер иглу шприца о штаны. — Так что мы готовы.
— Сейчас я позову синьора посла, — сказал Лабурда.
Петербург, почтовое отделение на Б. Конюшенной улице
До востребования предъявителю руб. билета № 266735
Донесение № 1 (первое) 31 декабря1892 г., Полюстровский участок
Милостивый государь
Во первых сроках сего донесения имею честь напомнить Вам об обещании Вашем вызволить меня из сего треклятого места. Во вторых строках сего донесения осмелюсь напомнить Вам, чтобы не было между нами потом невзаимонепонимания, что Вы мне должны один(Один) рубль, так как подбирается бедность к запасу кредитных билетов, и вы мне отдайте обратно мой рубль. И в третьих строках спешу донести Вам необычайной важности сведения, добытые мною по известному Вам вопросу сегодня утром в Сретенской церкви на Варваринской улице, чтобы вы их поелику возможно срочнее доставили Его Превосходительству Директору Департамента Полиции Петру Николаевичу Дурново. Возложено было на меня приставом поручение явиться в эту церковь с новогодними дарами дьякону Верзилову, самому священнику и его супруге, а также детям его, суть поповнам и поповичам. И что меня обидело— со строгим наказом конфект из кулька не жрать, как будто я когда жрал. А коробку «Сампьючай» носил и в ведро в сенях уронил, так я коробку представлял, а что конфеты не все— ихняя же собака и пожрала с обертками, а я собак боюсь. А коли бы я пожрал, так обертки бы остались мне во уличение. И вот в таких оскорблениях проистекают мои лучшие три года жизни. Походатайствуйте и заберите меня отсюда. Что же до обещанных сведений, то о них речь впереди, а именно ниже. Перед самым началом литургии, куда и я зашел погреться, в церковь прибыл капитан Сеньчуков и уединился со священником в приделе за купелью, где они о чем-то с заговорщицким видом перешептывались. Я подошел под благословение, и оставался затем невдалеке. Сперва они спорили о каких-то деньгах и подрядах, а засим капитан Сеньчуков объявил отцу Серафиму Свиноредскому, что Его Высочество— а какие именно Высочество сказано не было, — соизволил временно нарядить капитана Сеньчукова в свое полное распоряжение, отрядив на это время для исполнения должности старшего адъютанта Гвардейского корпуса капитана Редигера из Семеновского полка, каковой, по его словам, «чухонский остолоп» уже имел опыт служения в старших адъютантах. Капитан также изъяснил, что великий князь желает иметь хотя бы один составленный и хоть как-то натасканный отряд уже к Водосвятию, так что надо создать не позже второго января для Доброхотной лиги две группы: одну из отбывших службу, для формирования какой-то панельной охраны, и отряд из кулачного элементу для воинских диверсий и эскапад. Они говорили еще про баб и детишек, чтобы следить за царем, куда он поедет, но тут я не понял, к чему тут они. Отец Серафим согласился представить оба отряда второго числа, и капитан пообещал приехать на смотр и провести первое учение с экзерцициями. Отец Серафим взялся доставить каждому к означенным маневрам гирьку на тросике и окованную железом палку, а капитан еще сулил, что выпросит отцу Серафиму из конторы Двора револьвер как начальствующей особе с достаточным количеством амуниции, а именно два патрона, чтобы застрелиться, коли с одного разу не попадет. А больше они ни о чем не говорили, потому что отец Серафим осерчал на капитана и выгнал меня из церкви.
Ваш покорный слуга, и т. д.
Лекок (Нефедьев для первого раза, если не догадались).
2 января 1892 года, суббота
* * *
Морозы и туманы последних праздничных дел сильно подорвали заработок извозчиков, поэтому, когда Артемий Иванович с Фаберовским предложили первому же встретившемуся по выходу из почты ваньке отправиться в Полюстрово, тот мигом согласился, хотя в другое время мог бы и заартачится — седока на обратный путь в Полюстрово не найдешь.
Странная история о священнике Свиноредском, изложенная в письме Нефедьева, настолько их взволновала, что они бросили все свои планы и отправились на правый берег Невы, хотя после вчерашнего вечера они были склонны посвятить себя другим, более доходным, занятиям. Каким? Да все тем же, прививочным. Не успела еще обсохнуть игла, породившая на левой ягодице бразильского поверенного громадный синяк, как у дверей их квартиры появился посыльной от балерины Мариинского императорского театра Никитиной, которая просила навестить ее дома на Екатерингофском и тоже сделать ей прививку, как госпоже Сеньчуковой. К Никитиной они съездили, хотя в банке академика метиленовый синий кончился, и пришлось развести медного купоросу. Прямо от Никитиной их отвезли в карете к Софье Павловне, жене полицмейстера Мариинского театра Лаппа-Страженецкого, затем к бухгалтеру Санкт-Петербургской театральной конторы, затем еще по восьми адресам, и закончилось все у одного из врачей дирекции Императорских театров, который умолял их продать ему порции вакцин, чтобы он мог сделать вакцинацию корифейкам, состоявшим в любовницах у некоторых высокопоставленных лиц.
С утра все повторилось, они извели на уколы два ведра медного купоросу, сломали четыре иглы и разбили шприц, когда член комитета о службе чинов гражданского ведомства попытался выпрыгнуть в окно от дикой боли. На этом их практика прекратилась. Она, конечно, продолжилась бы и закончилась бы, без сомнения, Сибирью, когда бы Артемию Ивановичу не вздумалось, устав от помешивания в ведре купоросу, прогуляться по Конюшенной и заглянуть заодно на почту.
По дороге, уже на Лафонской площади, выяснилось, что Артемий Иванович отдал за доплатное письмо из Полюстрово тот самый рубль, который служил паролем для получения писем от Нефедьева. Последовала сцена со взаимными упреками, и теперь поляк и Владимиров ехали молча, уткнув нос в поднятые воротники, и не разговаривали.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
