А Композитор не сдавался и продолжал эксперимент. Он обнял девушку и попросил тотчас отдаться ему прямо здесь, на узкой кушетке, обтянутой клеенкой. Девушка покладисто согласилась. В какой-то момент ее руки напряглись, но она не посмела ему отказать и сама расстегнула халатик. Что это, победа? Марк повалил медсестру на спину, продолжал шептать ласковые слова, контролируя ее состояние. Девушка, стиснув зубы, терпела. Ее подбородок был вывернут в сторону, ресницы хлопали, из глаз струились слезы. Ни во время конвульсивных движений Марка, ни после, когда он старательно ласкал ее обнаженную грудь, в расширенных зрачках девушки не появилось и тени любви! Только необъяснимая рабская покорность, утопленная в молчаливых слезах, и жалкая вымученная улыбка.
Совсем не к этому он стремился! Композитор схватил девушку за скулу, дернул лицо на себя.
— Я люблю тебя. Посмотри мне в глаза, скажи что-нибудь. Я хочу услышать тебя, — заклинал он.
В ответ пугливый взгляд и беспомощная гримаса человека, готового разрыдаться.
— Что вы хотите услышать? — пролепетала девушка, хлюпнув носом.
Голос не может обмануть. Она боится. Она не любит, а всего лишь боится его! Оглушительное фиаско, переходящее в отчаяние!
Композитор беспомощно замотал головой, стараясь стряхнуть накатившую внутреннюю боль. Его ладонь сползла ниже, сжалась на горле девушки. Вторая рука покинула грудь, обхватила тонкую шею с другой стороны, сцепилась с первой. Большие пальцы безжалостно сдавливали гортань, в глазах застыл лед. Запоздалое царапанье жертвы не помешало Композитору. Он покинул ординаторскую, оставив на кушетке бездыханное тело девушки с посиневшим лицом.
В расстроенных чувствах Марк вышел из госпиталя. Водитель ждал его. Композитор сел сзади на кожаный диван генеральского автомобиля и вяло махнул рукой, не зная, куда теперь ехать.
Подполковник Серей Трифонов уже знал о произошедшем на суде. Убийца, которого он изобличил, вновь на свободе! Судя по невнятным объяснениям очевидцев, удивительные способности Композитора после операции только возросли. Как к этому отнестись? Не выпуская из рук огромные наушники, вооруженный двумя пистолетами, подполковник мчался в госпиталь с противоречивыми чувствами. С одной стороны, нужно остановить безжалостного монстра, способного расправляться с людьми и подчинять их своим коварным планам посредством голоса. С другой стороны, нельзя не восхищаться его гениальностью.
В госпитале подполковника ждал труп красивой женщины и истерический скулеж профессора Камоцкого.
Глава 46
Черная «Чайка» размеренно катилась по вечерним улицам Москвы в центр города. Композитор мучительно думал, почему ему не удалось присвоить талант Марины Васильевой, в чем его ошибка, что отличает его голос от пения всеми обожаемой исполнительницы? И вдруг он нашел отличие. Живая музыка! Марина всегда выступала под аккомпанемент музыкантов! Он же на суде декламировал на фоне мертвой магнитофонной записи, а в госпитале вообще не использовал музыки! Может, музыка — это ключ к успеху?
Роскошный автомобиль поравнялся с гостиницей «Москва». Марк услышал мелодию своей песни, сочиненную для Марины Васильевой. Он велел остановиться, приоткрыл окно. Необычная джазовая аранжировка его песни звучала из-под крыши гостиницы. Пела совсем другая солистка, она исполняла песню вызывающе вульгарно, но музыканты играли профессионально, каждый инструмент передавал то настроение, которое задумывал Композитор.
Через десять минут молодой человек поднялся на пятнадцатый этаж гостиницы в кафе «Огни Москвы». Все столики были заняты. Посетители ресторана, поглощенные едой и напитками, больше обращали внимания на стройных официанток в белых передничках, чем на звуковой фон. На маленькой сцене полная, ярко накрашенная, певица постоянно без нужды перекрикивала оркестр. Музыканты играли чисто, но, как говорят, без огонька. Композитор прислушался. Бархатный стон саксофона ему был очень знаком. Джаз-бандом руководил тот самый саксофонист Фролов, которого много лет назад юный Марк нашел в подвале театра и ввел в оркестр Норкина.
Музыканты объявили перерыв. Композитор подошел к Фролову и напомнил о себе. Убеленный благородной сединой саксофонист обрадовался встрече.
— Гоните певицу, — посоветовал Марк. — Она только портит ваше выступление. И не трогайте больше песни Васильевой. Ее невозможно заменить.
— Но как же, — попытался возразить Фролов.
— Играйте лучшие джазовые композиции. Я их немного подправлю. Музыка должна быть изящнее и легче.
— Репертуар утвержден директором.
— Сегодня у меня особый день. Не сомневайтесь. Все будут довольны.
Композитор говорил и действовал так убедительно, что музыканты полностью подчинились ему. Он быстро внес исправления в ноты, дал каждому четкие разъяснения и подбодрил:
— Расслабьтесь и играйте в свое удовольствие. А я буду дирижером, конферансье и солистом одновременно. Начнем вот с этой мелодии. Действуем по моей команде.
Первым на сцене появился пианист. Он тронул клавиши рояля, зазвучала легкая мелодия, едва слышная сквозь пьяный гвалт. Пальцы пианиста ускорялись, музыка настойчивее вторгалась в зал. Когда темп достиг такой скорости, что, казалось, пианист не успевает перемещать руки вдоль клавиш, к нему присоединился Композитор. Четыре руки, как огромные бабочки, запорхали над клавиатурой. Мощные аккорды так причудливо сочетались с трелью звонких нот, что сидевшие за столиками оставили рюмки и невольно вывернули шеи в сторону сцены.
Марк кивнул Фролову, в игру вступил саксофонист. На некоторое время соло отдали ему. Затем отдохнувший пианист ревниво перехватил инициативу. По команде Композитора вышел третий музыкант с банджо и неистово забренчал по струнам, вихляясь всем телом. Четвертый участник джаз-банда вынес контрабас и тоже вступил в соревнование за внимание слушателей. Он страстно дергал толстые струны, а огромный инструмент резонировал благородным басом. Одновременно появились два музыканта с трубой и тромбоном. Они встали по краям сцены, попеременно привлекая к себе внимание виртуозной игрой. Трубач и тромбонист перебрасывались яркими солирующими звуками, словно шариком в пинг-понге.
Последним на сцену выбежал запыхавшийся толстый музыкант с перекошенной бабочкой. Выпучив глаза, он смешно рыскал между остальными участниками оркестра, пока не увидел огромную ударную установку. Схватив палочки, толстяк прошелся пару раз по литаврам, барабанам и тарелкам, словно изучая их возможности. А затем так яростно заколошматил по установке, что тонкие палочки в его руках сделались невидимыми. Красивый ритм вытеснил все остальные звуки, заполнив зал ресторана. На лицах партнеров появилось беспомощное выражение, они оставили инструменты в покое, дав возможность запоздавшему товарищу проявить свое мастерство. Посетители ресторана, забыв обо всем, восторженно смотрели на сцену. Когда энергия ударника пошла на спад, музыканты дружно поддержали его. Теперь оркестр звучал гармонично, слаженно и умиротворенно.
